Ежи Косинский - Пинбол

Образ Донны Даунз в вечернем платье, кланяющейся перед респектабельной европейской публикой, разбудил воображение Домостроя. Как бы ему хотелось оказаться рядом с ней в Варшаве – городе, где он учился, – мастером со своей ученицей, любовником со своей возлюбленной, который успокаивает ее по дороге в концертный зал, в последний раз перед выходом на сцену критически оценивает ее игру в репетиционной комнате, убеждается, что ее любимый рояль правильно установлен на сцене, с затаенным дыханием слушает ее выступление и обнимает ее сразу после триумфа.

– Тебе она нравится, ведь правда? – спросила Андреа.

– Донна Даунз?

– Да, Донна Даунз, – на этот раз совершенно беззлобно сказала Андреа.

– Внешне она мне нравится. Покажи мне мужчину, который бы со мной не согласился! – сказал Домострой, притворяясь, будто и думать уже забыл о Донне.

Андреа беззастенчиво разглядывала его.

– Думаешь, Донна окажется старательной ученицей в одном из твоих секс-клубов?

– Судя по тому, что мне известно, Донна Даунз далеко не ученица, – отозвался Домострой. – Спроси у Джимми.

– Я спрашиваю тебя, – настаивала Андреа и, не дождавшись ответа, продолжила: – Что, если эта мерзкая распутница покорится тебе? В конце концов, Донна уже рабыня – рабыня музыки белого человека. Разве ты, как мастер в этом деле, не являешься ее потенциальным властелином? – Замолчав, она в упор уставилась на него. – Подумай, какой фурор произведет твоя черная рабыня в Варшаве, играя Большой полонез на конкурсе имени Шопена! – Она подождала, пока он переварит хорошенько смысл сказанного. – Почему бы тебе не позвонить ей, мастер? – сладострастным голоском секс-кошечки поинтересовалась она.

– С удовольствием, – нарочито игривым тоном ответил Домострой, – но если так, смогу ли я рассчитывать на то, что ты отвлечешь Джимми?

– Легко, – усмехнулась Андреа. – Этот многообещающий юноша так посмотрел на меня в кафетерии, что я не удивлюсь, если он сам попросит о встрече.

– Если ты встретишься с ним, не болтай лишнего! Помни, кто он такой, и что «Ноктюрн», компания, выпускающая Годдара, также является распространителем записей «Этюда», которым владеет его отец. Музыкальный бизнес – это нечто вроде города, выросшего вокруг рудника; все эти люди связаны друг с другом, и кто-то из них может даже знать Годдара.

– Ты так и не сказал, собираешься или нет звонить Донне.

– Разве это имеет какое-то значение?

Она махнула рукой:

– Было бы занятно. А что бы ты сказал, если бы я сама за ней приударила?

– Ладно тебе. Никогда бы не заподозрил тебя в склонности к женщинам.

– В плане секса я могу с кем угодно и когда угодно, – зловеще проговорила она. – И ей лучше не становиться у меня на пути.

– У тебя на пути? Если ты нравишься Джимми, Донна едва ли станет препятствием. А если нет…

– Кто говорит о Джимми? Послушай, я же вижу, что она тебе нравится, и не желаю, чтобы рядом с тобой отпивалась эта черная мандавошка, ясно? Пока я не узнаю, кто такой Годдар, мы с тобой заодно, не так ли, партнер? – Губы ее насмешливо скривились. – Хоть ты и вернулся в «Олд Глори», я хочу быть уверена, что ты всегда наготове.

– Для романа на одну ночь?

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, – начал Домострой, делая вид, будто думает, что она все еще шутит, – что, будь я Донной, на твои чары не поддался бы.

Андреа уловила его настроение.

– Однако ты не Донна, – отрезала она. – Ей и так, бедняжке, не повезло родиться черной. Да к тому же она не уверена в себе как артистка. А еще наша закопченная дама сексуально неустойчива, и горяча при этом. Она сделает все, чтобы чувствовать себя необходимой и стать равноправной – хотя бы только в глазах любящего ее. – Андреа явно дразнила Домостроя. – Как женщина, я понимаю эту распутницу куда лучше, чем ты. На что угодно спорю, что мгновенно затащу в свою постель нашу черную жемчужину.

– Зато как мужчина я понимаю Годдара куда лучше, чем ты, – сдерживая гнев, огрызнулся Домострой, – и окажись он даже замаскированным арабским шейхом, вряд ли он уступит чарам активной американской лесбиянки.

Слова Андреа вызвали в памяти Домостроя образ женщины, с которой он общался несколько лет назад и которую не мог забыть до сих пор. Тогда он был на вершине своей славы, и, возможно, из-за того, что его имя постоянно мелькало в газетах, кинокомпания предложила ему роль русского композитора в голливудской эпопее. Не сомневаясь в том, что подобный опыт только подстегнет воображение и пригодится в работе, Домострой ответил согласием.