Николай Кузьмин - В футбольном зазеркалье

Оглядывая пустеющую улицу, Владик Серебряков совсем не к месту продекламировал:

Но нет, аптека была – на той стороне над узкой дверью с угла Скачков разглядел вывеску с чашей, обвитой змеей.

Ребята постепенно разбрелись, вернулись в гостиницу. Иван Степанович наказывал по возможности держаться вместе. Мало ли… Сегодня в автобусе, когда возвращались с тренировки, Гущин произнес внушительное напутствие, заключив: «Не забывайте, где находитесь!» Безопасней было бы вообще запереть команду в отеле, но сейчас уже поняли, что сверхосторожная тактика заточения в четырех стенах приводит к «сгоранию» – сидя взаперти и не зная разрядки от упорных мыслей о предстоящих играх, футболисты съедают накопленный нервный запас раньше времени.

Остались в конце концов втроем: Серебряков, Скачков, Иван Степанович. Владик все тянул куда-то, все искал, высматривал чего-то, махал без устали по раскаленному асфальту длинными журавлиными ногами, покуда не признался, что мать с отцом, узнав о его поездке в Вену, обрадовались, всполошились и наказали ему обязательно, обязательно побывать… а вот где побывать он и забыл!

– Если честно говорить, – Владик усмехнулся, – я же почти родился здесь. Не знали? Ну, не совсем здесь, в поезде, едва границу переехали. Мать молодец – дождалась. А то, представляете, так и в паспорте стояло бы: «Место рождения – Австрия».

Иван Степанович заинтересовался:

– Фронтовики?

– Ну да! Я и сам, если разобраться, фронтовой. Если бы не война, меня и на свете бы, наверное, не было. Познакомились-то они на фронте.

– Четвертый Украинский, – сказал Иван Степанович. – Драчка тут была. А я на севере, на Волховском. Но в Германии тоже постояли. Месяцев, однако, восемь. Разговаривать научились вполне свободно.

Иван Степанович с командой «Правое плечо – вперед!» заворотил обоих своих спутников к распахнутой двери невзрачного кафе.

– Зайдем, сядем. Хоть ноги вытянем.

Дверь кафе, чтобы не закрывалась, была подперта половой щеткой. К двери вели две каменных, истоптанных посередине ступени, но с порога вниз ступеней оказалось гораздо больше и, может быть, поэтому в узком полутемном помещении казалось прохладно, даже влажно.

– Ну-у… совсем другое дело! – провозгласил Владик. – А что, если нам грамм по двести кока-колы выпить? Подтонизируемся малость.

Завидев свежих посетителей, человек в жилетке и переднике, дремавший за мерцающей бутылками стойкой, сполз с табурета и принялся вытирать прилавок тряпкой, выставлять рюмки. Помещение освещалось в основном из двери, потому что крохотное окошко, пробитое высоко в толще стены, заросло многолетней сажей. Под окошком, за столиком, сидели какие-то незапоминающиеся люди – со света и не разглядеть. Скачков обратил внимание, что громкий возглас Владика на пороге заведения заставил всех их разом повернуть головы, и они долго, пристально всматривались в них, пока Иван Степанович, задержавшись у стойки, что-то вполголоса втолковывал человеку в жилетке.

– О, оранжад! – обрадовался Владик, когда Иван Степанович в обеих руках принес полдюжины желтоватых бутылочек. – А кока-колы нет? Ну, да и это здорово.

После жары и жажды было приятно расположиться в прохладе, расслабить все тело и никуда не торопиться. Прохладный подвальчик смахивал на пенал, шириною в один столик и проход сбоку. Свод из древнего камня вычернен сажей и трубочным табаком, стены исковыряны, избиты, – не бутылками ли, пущенными в чью-то голову? Вообще, если приглядеться как следует, дневная пустота подвальчика была обманчива – в вечернее время, видать, было тут беспокойное для полиции место.

Потягивая из бутылочки, Иван Степанович пустился в воспоминания. С венскими командами, рассказывал он, советские футболисты встречались еще в двадцатых годах, в начале тридцатых. Тогда на весь мир гремело имя великолепного вратаря Руди Хидена. Долгое время Хиден выступал в профессиональных клубах Италии и Франции. Австрийцы всегда играли технично, красиво – недаром пошла слава о «венских кружевах». Недостаток «кружев» в том, что они мало результативны. На поле красиво, а счет маловат. Теперь австрийские команды как будто перенимают западногерманский стиль. Фохт, кстати, «кружев» не признает.

Незаметно, за разговором, прошло часа полтора. Иван Степанович глянул на часы и стал подниматься из-за стола.

– Идемте, хватит. Послезавтра на поле будет несладко. Придется попотеть.