Димфна Кьюсак - Скажи смерти «нет!»

Она покачала головой.

— Что бы доктор ни сказал, я все равно хочу сейчас поехать. Я там обязательно поправлюсь, я знаю.

Она прильнула к его руке, и глаза на ее раскрасневшемся личике лихорадочно блестели.

— Милый, забери меня отсюда. Я здесь никогда не поправлюсь. Здесь слишком… слишком тесно, и темно, и жарко… и здесь миссис Майерс, и здесь… да все, все. У нас теперь есть деньги, и я знаю, что я поправлюсь в лачуге, там ведь ты будешь за мной ухаживать.

Он поднес ее руку к губам и, прижавшись к ней, долго не отпускал сухую, пылающую руку.

И, словно прочитав его согласие в этом жесте, она облегченно вздохнула.

— Помнишь, как вода целую ночь плещется под верандой?

Он кивнул.

— И как лебеди треугольником пролетают в небе? И следы чаек на песке поутру, когда мы, бывало, шли купаться в волнах прибоя? И пение трясогузки в листве?

Барт снова кивнул.

— И солнце на озерной глади, и ветер, доносящий запах леса? Помнишь?

Она говорила теперь едва слышным шепотом, и беспредельная невыразимая радость была в ее улыбке.

Да, он помнил, слишком хорошо помнил все.

Он провел мучительный день, со страхом ожидая беседы с главным врачом. В этот день он особенно устал: сестра Суэйн была сильно не в духе, Уэстон отсутствовал, а работы в двадцать первой палате было еще больше, чем всегда.

Когда он вошел в кабинет главного врача, доктор Хейг бросил на него испытующий взгляд.

— Ну поздравляю вас, Темплтон. Ваша жена, конечно, тоже получила свою долю в выигрыше третьей палаты. Да, им повезло! Хоть бы персоналу когда-нибудь такая удача выпала.

Барт нетерпеливо отмахнулся от поздравлений. Мысль о просьбе Джэн сверлила его мозг, и он ни о чем больше не мог сейчас думать.

— Вы знаете, доктор, жена моя вбила себе в голову, что раз у нас есть теперь деньги, ей нужно непременно уехать из Спрингвейла.

Доктор Хейг жестом пригласил Барта сесть и сам медленно опустился за стол, аккуратно, чтобы не помять свой белый халат. Казалось, его вовсе не удивило то, что сказал ему Барт.

— Серьезно? И что же вы ей на это ответили?

— Я, конечно, пытался ее отговорить. Это же безумие, но она вбила себе в голову, что ей хочется обратно в лачугу, где мы с ней как-то отдыхали еще до ее болезни. «Друг к другу — в лачугу!» — это у нас такой лозунг был в начале ее болезни, для нас он был как бы символом ее выздоровления.

Доктор Хейг протянул Барту сигарету и закурил сам. Потом он откинулся на спинку кресла и перекинул ногу через его ручку.

— Ей здесь плохо, да?

— Не то чтобы плохо. Она знает, что здесь она получает лучшую медицинскую помощь, что для нее здесь делают все, что только возможно, но вот втемяшилось ей в голову, что она поправится только в лачуге, и все тут.

Доктор удивленно поднял бровь, и Барт был поражен внезапным открытием: он понял, что означает этот старательно поддерживаемый доктором дружелюбный и непринужденный тон, что означают все его усилия держаться неофициально, так, чтобы Барт чувствовал себя как дома.

— Доктор! А как идет ее выздоровление?

Доктор задумчиво смотрел на столбик пепла на конце сигареты, на волнистую струйку дыма, таявшую над ним и уносившуюся вместе с потоком воздуха в окно.

Барт выпрямился в кресле, положив руки на колени, и ждал ответа, а в мозгу его все четче и определеннее звучал один и тот же вопрос, вопрос, который он начал задавать себе еще раньше, когда сидел у изголовья Джэн.

Доктор Хейг вздохнул и поднял на него взгляд.

— Она не выздоравливает вообще.

— Но ведь с тех пор, как стали делать вливания, она, кажется, стала поправляться.

— Боюсь, это улучшение явилось весьма неглубоким. Ни одна из наших мер не дала коренного улучшения: ни курс стрептомицина, ни режим молчания, ни другие меры.

— Так вы полагаете… — Барт запнулся.

Доктор устало поднялся с места. Он остановился перед Бартом, положил руку ему на плечо и, заглянув в лицо, увидел, как в нем зарождается страх. Он увидел, что кровь отхлынула от этого грубого обветренного лица, и помедлил, как будто желая смягчить удар, удар, который ничто на свете не могло смягчить.

— Да, я хотел вам сказать, что она уже не выздоровеет.

Барт резко вскочил со стула, сбросив руку, лежавшую у него на плече. В нем дрожал каждый мускул, в мозгу его пылали два слова.

— Не верю! — Слова разорвали тишину. Барт вызывающе взглянул на доктора.

— К сожалению, это дела не меняет, факт остается фактом.