Димфна Кьюсак - Скажи смерти «нет!»

— А не может ли она поправиться быстрее там, куда ей так отчаянно хочется поехать, там, где она будет счастлива?

— И на это тоже ни один врач не даст вам ответа. Единственное, что я, к сожалению, могу сказать, это то, что, насколько я могу судить, она должна умереть, и довольно скоро.

— А она не умрет еще до того, как я успею ее забрать?

— Видите ли, если мы будем продолжать уколы, то сейчас уже ничто не сможет коренным образом изменить ее состояния — ни в лучшую, ни в худшую сторону. Я в данном случае больше думаю о вас, чем о ней. Мы здесь сделаем все, что в человеческих силах, чтобы облегчить ее и ваше положение.

— Если вы проинструктируете меня, я все могу сделать сам.

— Но послушайте, друг мой! Вы превратитесь в настоящую развалину, в жалкого психопата! Нет, нет! Я вам этого не позволю. Я позвоню в туберкулезный отдел и свяжусь с доктором. Может, ему удастся вас вразумить.

— Сейчас уже не имеет никакого значения, что там думает он, или вы, или даже я, главное сейчас, что думает Джэн. Не могли бы вы, доктор, заказать скорую помощь, чтобы увезти ее отсюда — теперь-то мы сможем оплатить ее услуги.

— И не подумаю. Вообще я запрещаю вам делать это. И не воображайте, что вы сможете достать машину в округе. Ни один таксист не возьмет вас ни из любезности, ни за деньги, если я с ним поговорю. Предупреждаю, что я буду делать все, чтоб ваша жена осталась здесь. Это просто безумие.

— Но Джэн хочет к морю, в лачугу.

— Хорошо, я сам с ней поговорю.

Из этих слов Барт понял, что разговор окончен.

Барт стоял на крыльце главного корпуса, глядя прямо перед собой невидящим взглядом. В окнах уже загорались огни, обманчивая вечерняя тишина опускалась над Спрингвейлом.

Ему нечем было дышать, хотелось набрать полные легкие чистого воздуха полей. На дорожке он наткнулся на трех подвыпивших стариков поденщиков (из тех, что «по шиллингу в день»), которые возвращались домой после выходного. Они приветствовали его непристойными шуточками, обдав запахом дешевого вина, но Барт отстранил их и, словно слепой, побрел дальше, за больничные корпуса.

Он шел через скотный двор, и добрые коровьи морды поворачивались ему вслед, таращась в темноту Какая-то собака увязалась за ним вприпрыжку, и теперь они брели вместе среди скота, который, жуя свою жвачку, бессмысленно глазел на закат, догоравший за холмами.

Колкая стерня царапала по ботинкам, комья земли разбивались под ногами, и мелкая пыль щекотала ноздри. Взошла звезда и одиноко засияла в сиреневом небе. Собака бежала за ним по пятам, тычась ему в руку своим холодным носом, и Барт рад был ее обществу. Возле реки влажный воздух был напоен запахом свежескошенной люцерны.

В притупленном сознании Барта вдруг всплыло воспоминание: так же вот пахла люцерна на приречных лугах около Батерста в ту самую ночь, когда он возвращался из Нелангалу, чтобы наутро встретиться с Джэн и отправиться вместе с ней в лачугу у моря.

Мимолетные воспоминания, полные радости и мучительной горечи; не верится даже, что это было так недавно, каких-нибудь пятнадцать месяцев назад, если считать по календарю. Но сколько изменилось с тех пор — словно минуло пятнадцать лет или пятнадцать веков! Ведь это время отделяло любовь от потери любимой, жизнь от смерти. Тогда тоже был он, Барт, неопытный, самоуверенный и самонадеянный, принимавший как должное все, что отдавала ему Джэн, и теперь, сегодня, — это тоже был он. Он стоял у реки, слушая, как она журчит по камням, вдыхая свежий запах приречной травы, примятой его ботинками, ощущая прикосновение ивовых листьев на своем лице.

«Это конец», — в отчаянии подумал он. Он так часто не мог выполнить желаний Джэн, и сейчас он не выполнит последнего, о чем она просила его.

Он стоял у берега над обрывом, слушая, как комья земли обрываются и падают с глухим плеском в заводь, темневшую под ивой. Какой-то зверек скользнул из травы к реке и со всплеском нырнул в воду: мопок [13]закричал в дупле эвкалипта где-то на заречном лугу, и дрожащий крик жалобно упал в тишину.

— Конец. Я побежден, — произнес он вслух, ломая между пальцами ивовые прутья.

Собака, растянувшись подле него, тихо завыла и лизнула ему руку. В этом теплом прикосновении среди ночного одиночества и мрака было что-то утешающее. Присев на землю, Барт потрепал собаку за уши. Она отчаянно пыталась лизнуть его в лицо.

Нет! Это еще не конец! Они думают, он сдался, но нет, черт возьми, он еще им всем покажет!