Фредрик Бакман - Бабушка велела кланяться и передать, что просит прощения

Волчье Сердце спрятался под капюшоном.

— Психологи хотят говорить. Всегда говорить. О войне. Всегда. Я… не хочу.

— Может, тебе станет лучше, если поговоришь?

Волчье Сердце молча тер руки. Оглядывал улицу, будто чего-то ждал. Эльса обхватила себя за плечи и вспомнила, что оставила в церкви куртку и шарф Гриффиндора. Шарф она никогда нигде раньше не забывала.

Как можно забыть шарф Гриффиндора?

Эльса тоже оглядывала улицу, правда не зная зачем. Вдруг она почувствовала, как что-то опускается ей на плечи, и, обернувшись, поняла, что Волчье Сердцу накинул на нее свою куртку. Она пахла стиральным порошком и была такая большая, что волочилась по земле. Эльса впервые видела Волчье Сердце без капюшона. Самое странное, что теперь он стал еще больше. Длинные волосы и черная борода развевались на ветру. Шрам поблескивал, когда солнце в небе щекотало облаконей.

— Ты сказал, что на языке твоей мамы «Миамас» значит «я люблю», да? — спросила Эльса, стараясь не смотреть на шрам, потому что видела, как, поймав ее взгляд, он начинал тереть руки в два раза быстрее.

Волчье Сердце кивнул и снова покосился на улицу.

— А что значит «Миплорис»?

Он молчал, и Эльса пояснила, решив, что он не понял вопроса:

— Одно из шести королевств Просонья зовется Миплорис. Там хранится вся скорбь. Бабушка никогда не лю…

Волчье Сердце перебил ее, но вовсе не потому, что был плохо воспитан:

— Я скорблю. Миплорис. Я скорблю.

— А Миревас?

— Я мечтаю.

— А Миаудакас?

— Я не боюсь.

— А Мимовас?

— Танцую. Я танцую.

Подождав, пока все слова улягутся в голове на свое место, Эльса спросила про последнее королевство. Она вспомнила, что бабушка всегда называла Волчье Сердце непобедимым воином, который разбил теней. Это было под силу только ему, потому что у него сердце воина и душа сказочника. Потому что он родился в Миамасе и вырос в Мибаталосе.

— А что значит «Мибаталос»?

Волчье Сердце поднял взгляд. Вокруг больших темных глаз расходились круги от того, что хранится в Миплорисе.

— Мибаталос. «Я сражаюсь». Мибаталос. Теперь… нет. Мибаталоса больше нет.

— Знаю! Тени разрушили его в Бесконечной войне, и все мибаталосцы, кроме тебя, погибли. Ты последний оставшийся в живых мибаталосец и… — затараторила Эльса, но осеклась, увидев, что Волчье Сердце трет руки быстрее обычного.

Волосы падали ему на лицо. Он пятился назад.

— Мибаталоса нет. Я не сражаюсь. Больше никогда.

Некоторые вещи можно понять, только глядя в глаза тому, кто о них говорит, и в этот самый момент Эльса увидела по глазам Волчьего Сердца, что он скрывался в лесах Просонья вовсе не потому, что боялся теней. Он боялся себя. Боялся человека, в которого они превратили его в Мибаталосе. Он панически боялся собственной непобедимости.

Во всяком случае, так казалось Эльсе, когда она смотрела ему в глаза. Она слыхала о таком в сказках.

Эльса видела, что Волчье Сердце наконец высмотрел что-то на улице. Рядом послышался голос Альфа. Обернувшись, она заметила у тротуара припаркованное такси с заведенным мотором. Альф шаркал к ним по снегу. Женщина-полицейский ждала возле такси, ястребиным взглядом она издалека прочесывала парк. Альф взял на руки Эльсу, завернутую в куртку Волчьего Сердца, и спокойно сказал: «А теперь поедем домой, какого черта здесь мерзнуть». Но по голосу чувствовалось, что Альф напуган, — он знал, что гналось за Эльсой по кладбищу. И по настороженному зеленоглазому взгляду женщины-полицейского Эльса видела, что та тоже знает. Все что-то знали, но не подавали виду.

Эльса не огладывалась назад, когда Альф нес ее к своему такси. Она знала, что Волчьего Сердца там уже нет. И когда, вернувшись в церковь, бросилась маме в объятия, она поняла, что и мама тоже знает больше. Она всегда знала больше.

Эльсе вспомнились «Братья Львиное Сердце». Дракониха Катла, которую никто не мог победить. Змей Карм, который один мог прикончить Катлу. Иногда в сказках тот, кто может убить дракона, оказывается страшнее, чем сам дракон.

Страшнее, чем монстр.

Эльсе уже приходилось бежать от погони. Сотни раз. В школе так бывает со всеми, кто не похож на других. Но такого, как на кладбище, не было никогда. Это страх совершенно иного свойства. Он словно бы загнал ее в капсулу и цепко держал в своих объятиях, эхом отдаваясь где-то внутри черепной коробки, когда человека-тени давно уже не было поблизости.