Кейт Эберлен - Скучаю по тебе

— Спрашиваешь!

Папа содрогнулся бы, узнав, что я откупорил бутылку еще до ужина и разлил теплое шампанское по чайным кружкам, но от этого оно было еще вкуснее.

— Детка, да мы с тобой настоящая богема! — сказала Нэш.

Она напоминала Салли Боулс из мюзикла «Кабаре». Нет, не то чтобы она была внешне похожа на Лайзу Миннелли, в ее-то бесформенном комбинезоне и кедах без шнурков, но было в ней что-то нарочито эксцентричное. Я подумал, что наверняка кажусь ей невинным пареньком, приехавшим в большой город, как Майкл Йорк. Или, может быть, даже геем.

— Ты на каком факультете? — спросил я, сам понимая, насколько я банален.

— Отгадай! — ответила она, растянувшись на своей кровати, которую она уже успела заправить черным постельным бельем и красным покрывалом. Над изголовьем у нее висел постер с Че Геварой.

— Политология?

На ее лице отразилось изумление.

— Вообще-то литературно-театральный. — Она пристально на меня посмотрела: — А ты на психологическом?

Ну, если она видела меня таким, то это мне льстило. Я был не против выглядеть студентом с психологического факультета.

— Медицинский.

— О, ты, наверное, очень умный.

— Да не очень.

— А я буду актрисой, — объявила она.

Я же, наверное слегка рисуясь и желая напустить на себя таинственности, ответил:

— А я не знаю, кем хочу быть.

Она рассмеялась.

— Что смешного?

— Это же очевидно. Ты будешь врачом!

Услышав это от человека, который видит меня впервые в жизни в том месте, где я должен был найти себя, я понял, что судьба моя неизбежна. На меня накатила безысходность. Я вылил остатки шампанского в кружку и выпил его одним махом, как лимонад.

— Слушай, может, все-таки пора поесть? — спросила Нэш, вдруг оказавшись не только трезвее, но и рассудительнее меня.

Ближайший к нам ресторан был греческий. Кухня там открывалась только в шесть, но официант сказал, что мы можем посидеть за столиком и заказать напитки. Нэш бывала в Греции, она предложила заказать рецину. Вино было кислым, с хвойным привкусом и вызывало ассоциации с сосновым освежителем в туалете.

Нэш была очень прямолинейна:

— За кого ты голосовал?

Мы, родившиеся в 1979-м, были поколением Маргарет Тэтчер. Мы не знали ничего, кроме режима правления Консервативной партии. И вот, в мае этого года, страну захлестнула волна перемен.

— Я не интересуюсь политикой, — попытался я увильнуть от ответа. Потому что на самом деле я вообще не ходил голосовать.

— Значит, ты из консерваторов. Тори, — заявила Нэш. — Если ты не готов изменить свой статус-кво…

Я никогда не думал об этом в таком ключе. Мне вообще с детства внушили, что вопросов о политике следует избегать в беседах.

— Футбол или регби? — не унималась она.

— Футбол и бег.

— Значит, ты — мальчик из богатой семьи, который не вполне вписывался в рамки частной школы, — заключила она и махнула салфеткой в сторону официанта, накрывавшего стол.

То, с какой легкостью она меня вычислила, было неприятно.

— Спорим, твой папа — врач?

— Стоматолог.

— Значит, неудавшийся хирург. Еще хуже!

Мне никогда не приходило в голову, что неудержимое желание отца выучить обоих сыновей на врачей-хирургов было, в сущности, его собственной нереализованной мечтой. Интересно, у него не хватило баллов, чтобы продолжить учебу на хирургическом? Нэш была либо очень проницательной, либо просто невероятной хамкой.

— Что будем заказывать? — спросила она, просматривая меню. — Кстати, я вегетарианка.

Свои заявления она делала так, словно ожидала от меня нападок и возражений.

Единственное греческое блюдо, которое я пробовал, — мусака. И эта мусака ничем не отличалась от других непонятных запеканок, которыми нас регулярно кормили в школе. Так что право выбрать блюдо я оставил за ней. Официант принес нам блюдечки с масляной заливкой, ломти резинового жареного сыра и корзиночки с восхитительной теплой питой, которая отбила неприятный вкус рецины и позволила мне согласиться на графин домашнего красного вина.

Остаток вечера я помню смутно. Кажется, мы ссорились, смеялись, плакали. Родители Нэш были в разводе, отец дважды успел жениться после развода, а мать жила с женщиной. У Нэш была целая толпа сводных братьев и сестер, разбросанных по миру. Она говорила, что ее отец — мерзавец, но в действительности очень скучала по нему. И когда я понял, что эта эксцентричная и броская особа на самом деле ранимая и неприкаянная девушка, я наконец расслабился в ее обществе.