Тим О`Брайен - На Лесном озере

– Кэт! – завопил он.

Прошло какое-то пустое время, может, час, может, больше; вновь сфокусировав взгляд, Уэйд увидел, что солнце уже довольно низко стоит на западе. Полпятого, подумал он. Надвинулись тучи, разбухшие и фиолетово-черные, – угрюмое, давящее небо. Дохнуло зимой. Не сам снег, но идея снега – физически ощутимая. На секунду-другую возникло что-то похожее на страх. Если бы его цель была уберечься – такой цели, правда, не было, – он развернулся бы на сто восемьдесят и дал газу, спасая свою жизнь или что там от нее осталось.

Он всего лишь хмыкнул.

– Ну дела, – сказал он и повернул на восток к плоскому островку, до которого было с четверть мили.

Пока устраивался на ночь, пошел снег. Мудрить особенно не стал. Две сосны. Костер, одеяло. Он съел сандвич, показавшийся довольно безвкусным, потом вытащил из кармана записку Клода и прочел при свете костра. Вот ведь душевный старик. Сумел сохранить верность в эпоху предательств.

«Псих ты или нет, я не знаю, – писал Клод корявым почерком, – но честно могу сказать, что не виню тебя ни в чем. Понял меня? Ни в чем. Какой там у нас выбор – мы как вода, что бежит по трубе, куда труба, туда и мы. Так ли, сяк ли, тебя тут ждал суд Линча. Люди что-то себе предполагают, мигом эти предположения превращаются в факты, и ни хрена ты теперь этих людей не переубедишь. Если хочешь, вот тебе моя версия. Довольно простая, надо сказать. Твоя жена потерялась. Конец. Точка. Больше ничего. Это мы доподлинно знаем, а все остальное чушь собачья. Верно говорю?»

Уэйд улыбнулся.

Он поднял голову, посмотрел на небо и кивнул было, но подумал – какой смысл? Со смыслами вообще стало туго. Он подкрепил себя глотком водки и принялся читать дальше.

«Пара практических советов. В лодке есть рация. Она настроена на нужную частоту, просто включай и говори. Атлас я засунул под заднее сиденье. Кусок суши на верху большинства страниц – это и есть Канада. Очень рекомендую. Я не рассчитываю, что ты изменишь свое решение – если ты вообще способен еще что-либо решать. И все же подумай. Там большая страна, податься есть куда. Удачи. Люблю».

Уэйд перечитал письмо снова, потом откинулся назад и стал смотреть, как снежинки косо прочерчивают желтое пламя костра. Старик, в общем, прав. Кэти нет, все остальное – догадки. Может, несчастный случай. Или она заблудилась. Что-нибудь совсем простое. Наверняка – ну почти наверняка. Правда, большого значения это не имеет. Он в ответе за их неудавшуюся жизнь, за предательства и обман, за фокусы с истиной, подменившие собой простую любовь. Он был Кудесником. В этом его вина, ныне и навеки.

Вскоре после полуночи Уэйд проснулся от сильного дождя. Он продрог и весь вымок. Остаток ночи просидел, скрючившись, под двумя соснами, с которых нещадно капало; то задремывал, то глядел в темноту. Придется, понял Уэйд, столкнуться с кой-какими суровыми фактами. Сырость. Холод. Его донкихотская маленькая война со Вселенной принимает довольно жалкий вид.

– Ну Кэт же, – сказал он. Потом еще раз:

– Ну же .

Его голос звучал сердечно, доверительно, но никакого ответа он не услышал.

С рассветом он продолжил путь на север. Дождь сменился туманом, который, однако, вскоре рассеялся под порывами резкого западного ветра со снежными зарядами. К девяти утра заряды перешли в сплошной снегопад. Ветер утих, температура – чуть выше точки замерзания. Плохая видимость, напомнил он себе, проблемы не составляет. Все утро он хаотически кружил по лабиринту широких проливов и рукавов с единственной целью – окончательно, безнадежно затеряться. Снег в этом только помогал. В какой-то момент в середине дня он увидел, что со всех сторон его окружают сверкающие белые острова. Зимнее великолепие. Рождественская открытка, подумал он. Счастливых праздников вам. Вопреки всему он был в странно приподнятом, веселом настроении, и ему пришло на ум, что счастье тоже подчиняется законам относительности. Он вынул бутылку и пропел «На Рождество вернусь домой», потом другие рождественские песни, и, пока он плыл дальше на север, в его сознании стали возникать соответствующие картины – веночки, гоголь-моголь, набитые подарками чулки и большие тарелки с тушеными устрицами.

– Эгей, Кэт, – сказал он. Подождал, потом крикнул: – Кэт!

Через какое-то время он включил рацию. Послушав несколько секунд, выключил.

Внешний мир был недосягаем. Сплошной шорох в наушниках.

А потом он вступил в полосу белого времени, в душевную метель, когда долгими стелющимися порывами проносилось то одно, то другое. Помимо холода, он физически мало что ощущал. Иногда он был Кудесником, иногда нет. Связь с окружающим ослабла. Связь ведь тоже вещь относительная. В какой-то миг он почувствовал, что плачет, потом вдруг перенесся в Тхуангиен и стал царапать ногтями солнечный свет.