Тим О`Брайен - На Лесном озере

Чудной, одним словом. Особенно глаза. Вечно мечутся туда-сюда, вечно выискивают новые углы зрения.

Впрочем, его голос, когда он заговорил, звучал мягко и раздумчиво. На нее он не смотрел при этом.

– Тут, наверно, надо вот что держать в уме. Ваш благоверный, он не то чтоб шибко верил в красотку-удачу. Риск – не его конек. Он же фокусник. Если надо, подтасует карты. Удача тут ни при чем.

– Это вы его защищаете?

– Нет. Я бы так не сказал.

– А как бы вы сказали? Очень хочу услышать.

– Так он устроен, вот и все. – Тони допил коктейль. – В конце концов, вы за ним замужем, а не я.

– Верно. Интересная мысль. – Она поглядела в другой конец казино, где стоял Джон с группой молодых законодателей. У всех такие свежие лица. Все такие элегантные, стильно подстриженные, наодеколоненные.

– Как бы то ни было, – сказала она, – он не карточный шулер.

– Как вам будет угодно.

– Не шулер, нет.

– Еще коктейль?

– Конечно, и большой. Он не обманщик.

Тони улыбнулся и посмотрел на нее, но, скользнув по ее лбу, его взгляд тут же устремился куда-то в сторону. Тони хмыкнул.

– Нет, думаю, что нет. Убить драконов, накормить голодных. Меня лично это восхищает. Другое дело, что он не допускает саму возможность проигрыша. – Он грузно откинулся на спинку стула. – Вот взять это хобби его. Человек тащит из шляпы кролика – вы же не кричите «Обман!», правда? Вы знаете , что это фокус. Это и задумано как фокус. А вы бешено аплодируете и думаете «Ого, ловко это он, однако». С политикой в точности то же самое. Трюкачи, у каждого свои пассы. – Он помолчал, улыбнулся ей. – Грязно то, что неэффективно. Природа этого зрелища.

– Вы, значит, тоже такой?

Он усмехнулся.

– Верный помощник. Подношу реквизит. Кроликов там.

– Но вас же это восхищает. Вся интрига.

– Увы, увы. Восхищает – не то слово.

– И Джон восхищает?

– Мой хозяин и повелитель. – Тони вздохнул. Помахал официанту и, перевернув бокал, поставил его на стол. – Мой Дэвид Копперфилд. [30]Может, когда-нибудь перетащит меня в Вашингтон, там мы такое представление закатим – ух!

– Поезжайте один, – сказала Кэти. – Становитесь звездой.

– Стану, как же.

– Я серьезно.

Тони повращал глазами.

– Остроумная мысль. Я – в копперфилдовских шмотках. Брючки в обтяжку, полосатый пиджак. Верх элегантности.

– Чушь собачья.

– Что именно?

– Все это не имеет значения.

Он издал отрывистый, чуть ли не злобный звук

– Да уж. Особенно если собственный член не можешь увидеть без перископа – пузо мешает. Мы, тюлени, свое место знаем. И не надо мне сказки рассказывать насчет похудания.

– Не буду.

– А ведь едва с языка не сорвалось.

– Ваша правда, – кивнула она.

– Вот и отлично. Моя правда.

– Так что же?

– Так ничего же.

– Стоп. – Она положила ладонь на его руку – Я была не права. Будем бережней друг с другом. Куда же этот официант пропал?

– Точно. Официант.

– Я была не права.

– Изящная, остроумная Кэтлин.

Целый час потом они всячески старались вернуть это сияние. Теперь ей вспомнились разные любопытные мелочи. Прилипшая к его животу розовая рубашка. Как у него непрерывно двигались руки. Как он все метал и мешал свои коктейли, как его взгляд пробегал по ее лицу и скатывался по плечам куда-то в темное пространство позади нее.

Даже сейчас, когда у нее перед глазами расстилалось плоское серое озеро, она ощущала сквозившую во всех его жестах уязвленность, которую он пытался скрыть под маской циника и шута.

Чудной, странный тип, вновь подумала она.

Повернув немного руль, Кэти выправила курс вдоль воображаемой линейки, тумана уже почти не было. На востоке из-за облачной дымки светило, не грея, бесформенное белое солнце; там и сям среди волн проблескивали пятна металлической синевы. Хоть дождя нет, подумала она. И на том спасибо. Но утро, казалось ей, стало еще холоднее – дерущий, зазубренный озноб, как колючая проволока. Мелькнуло сожаление о рассветном костре. Бросив его, она совершила ошибку. Может быть, грубую ошибку.

Потом она оборвала эту мысль.

Думать о другом.

Какое сегодня число?

Какое-то сентября – двадцатое, что ли. Или двадцать первое. То есть по календарю еще лето. От холода она не умрет. Дурной расклад можно побороть. И она непременно, непременно вернет это сияние. Вернет, как же иначе. И с Джоном тоже. Она ведь любит его всем сердцем, несмотря ни на что, всем сердцем. И всегда любила. Их постоянно окружало это поразительное сияние. В нем они жили, в белом ослепительном свете, он всасывал их в себя и уносил далеко за обычные пределы. Они парили в пространстве. В точности такое чувство. У других отношения могут закиснуть от времени, но только не у них – ведь они отринули закон средних чисел, воспарили над всем, что есть среднего. Выиграть выборы, потом еще одни выборы, а там уж начнется эта прекрасная жизнь, о которой они мечтают и которой заслуживают, – они сделали на это ставку, они поставили на кон даже ребенка у нее в чреве, – но сияние ушло, они бесславно проиграли и продолжают проигрывать дальше.