Канта Ибрагимов - Стигал

– Да, – простодушно отвечает он.

Я не написал, но подумал: «Ну и дурак». А он словно мои мысли читает:

– Почему дурак? Ведь проще и правильнее жить, когда со всеми откровенен и говоришь все, как есть. И перед Богом, и женой, и обществом. Разве это не так? Разве я не прав?

Конечно, так! И он абсолютно прав. И наверное, поэтому в Европе так хорошо живут. И мы бы жили, по крайней мере, я бы стал жить хорошо и спокойно, если бы этот внучок имел совесть и сам бы пришел ко мне и все, как есть, рассказал, извинился, покаялся и положился на мой суд, на мое решение. Точно не знаю, но мне кажется, что, учитывая войну, где все не так просто и однозначно, а главное то, что он внук дяди Гехо – святого для меня человека, – я бы его простил и все передал на суд Божий. Но он не то что не пришел и меня видеть не хочет, он еще меня хочет извести. И если бы только он… еще полбеды. А то вот и наш участковый, вроде бы близкий и хороший человек… но где теперь моя винтовка и все снаряжение?

После приезда я первым делом к нему пошел:

– Какая винтовка? А-а! Так я ее и все остальное в пропасть выкинул.

«Ты что, больной, дурак или не знаешь, что это такое?» – жестами показываю я.

– Знаю, поэтому выкинул. А ты хотел, чтобы я к себе притащил, и меня с этим снайперским оружием застукали – посадили? Ведь это орудие убийц. Без документов и разрешения его не может быть. Так что скажи спасибо, ты и должен сказать спасибо, что я все заранее убрал, а то бы… к тебе он и так неровно дышит. А такой повод! Убрал бы, а минимум, посадил, чтобы там сгнил.

– Э-э, – заскрежетал я зубами, и все – на большее я не способен: физически гораздо слабей, болен и морально подавлен. А участковый мне пояснил:

– Пойми, не те времена. Нынче иная пора, иные порядки, иная власть и люди иные. А ты уже старый и больной. Лечись. А еще лучше, уезжай к дочке в Европу и спокойно доживай свой век.

Единственно, что я посмел ему на это ответить, это еще раз показать мою запись: «Где моя винтовка и снаряжения?».

– Я тебе сказал – тебя спас, в пропасть выкинул.

Я, дурак, ему поверил – даже купил длиннющий канат для страховки и лазал по ущелью. Несколько раз чуть было не сорвался – ничего не нашел и вновь к участковому:

– Не нашел? – как бы ухмыляется он. – Видать, зверье все запчасти съело.

Я достал блокнот, пишу: «Может ты продал?»

– Ты что, ненормальный, – серьезным стал участковый. – Кто нынче посмеет продать такое и купить… Я ведь тебе говорю, нынче времена – вмиг донесут, упрячут… Ты просто не понимаешь, время иное. Все иное, а ты еще там.

«Там – за что мой сын боролся? – пишу я. – А ты тоже переметнулся? Корыто сытое? Не поперхнись… А в холуях не тошно?»

– Пошел прочь, старый пень, – он не на шутку зол. – Еще раз такое выдашь – даю слово, сам прибью. Пшел, я сказал!

Я понял, что вот-вот ударит, по крайней мере, еще один жест с моей стороны, и получу пинка под зад. Ответить я не смогу, и никто за меня ответить не сможет. И тогда я, вспоминая Европу, подумал: там бы я мог обратиться в суд. А здесь какой суд? А какая милиция?.. Но это так, к слову. А если честно, если исходить из реалий времени, ведь я еще не совсем с ума сошел, и с обывательской стороны этого участкового понять можно. Он хочет жить, просто жить. Хорошо жить. Тем более что у него сейчас семья, дети, новый большой дом достраивает. Неплохая работа, зарплата и прочее… А я ему жить мешаю. И при очередной встрече – это я его как-то по дороге подкараулил – он так и говорит:

– Слушай, как ты мне надоел. Клянусь, помимо тебя у меня здесь ни одной проблемы нету. И я не потерплю их, и у меня их не будет. Либо в свою Европу сваливай и там ищи справедливость и демократию, либо сиди здесь, засунув язык в одно место. Понял?

«Понял», – киваю и показываю свой блокнот с заранее сделанной записью:

«Продай. Любые деньги заплачу».

– Слушай, – он, не выходя из машины, смачно сплюнул в окно чуть ли не на мои ноги. – Ты просто не понимаешь. Болезнь, радиация и Европа на тебя повлияли. Но ты пойми, война, слава Богу, закончилась. Мы хотим и будем жить в мире, и строим мир. И мы не позволим кому-либо хранить, а тем более распространять оружие. Тем более такое оружие, – он еще раз сплюнул. – В общем, я его не видел, и ты мне более о нем не говоришь. Оставь меня в покое и сам успокойся. Не то… в последний раз предупредил. Понял? – машина рванулась.

Конечно, я кое-что понял, но я не хотел в это верить и так жить. И у меня есть еще оружие борьбы – моя двустволка, которую у меня забрали во время обыска. На это охотничье ружье у меня есть все документы. Я его законно и открыто купил в магазине за немалые деньги. Я направился в райцентр. Здесь, особенно в центре, немного навели порядок, чисто, что-то восстанавливают, но милиция по-прежнему за железобетонным забором. Но я все же дошел до приемной – маленькое окошко, толпа народу, у всех проблемы, в основном ищут пропавших без вести людей. Так что мою проблему – забрали какое-то охотничье ружье – даже слушать не стали, и мое заявление не приняли. Тогда я набрался наглости и написал заявление на прием к коменданту района – так теперь называется должность внука дяди Гехо. Оказывается, он не принимает, может принять его заместитель, но и то необходимо указать вопрос встречи. Я указал – меня вновь послали подальше. Решил я тогда обратиться в районный суд, но у нас в районе суда нет. Подсказали – в Грозном есть межрайонный суд и прокуратура. Грозный тоже немного преобразился – кое-что почистили, восстановили, но в целом, те же руины, тот же запах войны и всюду блокпосты и военные. Лишь одно новшество – теперь среди милиционеров много местных, чеченцев. Но последние на второстепенных ролях, а наш суд охраняют бравые русские вояки. До бюро пропусков меня допустили, а здесь толпа – просто ужас, и проблемы у всех животрепещущие: жизнь близких людей. Но и здесь я со своим заявлением до окошка дошел – даже не приняли. Посоветовали обратиться в местную милицию, а лучше вовсе не беспокоить никого по пустякам. Тогда я с превеликим трудом и за взятку дошел до приемной Верхового суда, а потом и генеральной прокуратуры, но там сказали, что вначале надо обращаться по месту жительства.