Канта Ибрагимов - Стигал

Наш земляк отвел меня к специалисту по горлу: пожилой, видать, очень опытный врач – тоже профессор. О деньгах здесь речи вовсе не вели, а когда Шовда поведала об онкоцентре и катетере – эти врачи были потрясены. Здесь тоже рекомендуют скорейшую госпитализацию – обследование и удаление. Но тоже лишь по квоте, и квоте именно на их центр. Провожая нас, профессор-земляк – крепкий мужчина средних лет, очень внимательный и порядочный человек – нам прямо сказал:

– С квотой будет нелегко: у нашего Центра с минздравом Чечни прямого договора нет, но я с этим помогу.

– А врачам сколько? – по-деловому подошла к расценкам Шовда.

– Всем и всего – пятьдесят тысяч, – ответил доктор и, видимо, как опытный врач-психолог, раскусив нас, закончил, – будет квота, а остальное все бесплатно.

– Мы заплатим! – постановила Шовда.

На следующий день она меня провожает в Чечню, говоря:

– Дада, хоть как, но побыстрее достань квоту. А я деньги найду.

– Как ты деньги найдешь?

– Я уже профессиональный музыкант, и на мое исполнение спрос есть. Просто я брезгую некоторыми аудиториями.

…Вот тут я допустил слабость. Не отреагировал. А надо было. Ведь она не просто так мне это сказала. Ждала моей реакции. А я мямля – сник, ах, мол, страшный диагноз! Ну и что? Разве мало пожил? А скольких совсем юных мы потеряли… В общем, даже с диагнозом надо бороться и жить. И сам диагноз оттого, что вешаем нос. Впрочем, это легко потом говорить. А когда вокруг нищета – денежная, духовная и, прежде всего, людская; когда нет выхода и перспективы – то нелегко. Нелегко самого себя перебороть. Нелегко иметь смысл в дальнейшей жизни и простом существовании. Однако и жизнь не простая штука. Во всем есть своя логика и причинно-следственная связь. Просто так ничего не бывает, и череду новых потрясений и невзгод уже сегодня я воспринимаю как закономерность, и даже как завершенность и некую цельность своей жизни. Потому что печальные события вновь заставили меня бороться и жить. И не просто жить, а наслаждаться каждым днем. И мне кажется, сама судьба напоследок припасла мне вновь потрясение, чтобы еще раз проверить меня и, если я это вынесу, вознаградить, – так что я свои последние дни, а у меня теперь каждый день как последний, прожил не в унынии и разочаровании этой жизнью, а в восторге и в восхищении ею! По крайней мере, я не сник и не скучаю – у меня много дел, есть мечта и есть цель на прицеле… Я ее дождусь и не промахнусь. Теперь я охотник – он жертва. Вот так твердо мыслю. И я уверен, что если бы он знал, что я так мыслю, он бы просто захохотал. Ибо он знает и думает, что я очень болен, что мои дни сочтены – я иссякаю. Но я-то знаю, теперь знаю, что жизнь бескрайняя, бесконечная, вечная и прекрасная, если ты в это веришь, это пишешь и строишь, и к этому летишь!

Я еще здесь, в онкоцентре на Каширке. В ненавистном мне и многим пациентам здании. Хотя сейчас вроде все позади. А было время… О, как оно быстро летит! Не хочется, ой, как не хочется это вспоминать, думать, думать об этом, тем более писать. Но раз сказал «а», то надо сказать и «б». Правда, сразу оговорюсь, все описывать, разжевывать не буду, не могу и не хочу. Да по порядку кое-как постараюсь все изложить, ибо как я раньше писал – не случись одного, не узнал бы я иного…

В общем, прилетел я в Грозный за новой квотой. А в республике после гибели нашего Президента чехарда, вновь многовластие и полная неопределенность. Вновь борьба за сферы влияния, все неопределенно. Это самая тяжелая ситуация. Однако мне не до политики, я пошел в минздрав, но и там кадровые перетурбации, новые лица и люди, и все же ты дома, и знакомые есть, и они помогают, но это, оказывается, непросто. Только теперь я узнал, что квота – это деньги. Наш минздрав платит за лечение, и платит немало. Мне готовы выписать новую квоту в Центр Пирогова, но до этого надо, чтобы онкоцентр на Каширке старую вернул или аннулировал. Ведь понятно, что нерентабельно за одного меня дважды платить. В минздраве сказали, что они по своим каналам свяжутся с онкоцентром, отзовут старую квоту и будут готовить новую – на это надо несколько дней.

Я поехал в горы. Скажу честно, после Москвы и Грозного там жизнь очень спокойная. Одна беда – тогда там связи не было, а я по Шовде скучаю и знаю, что она тоже. Через неделю, в понедельник, я покинул горы, и как только мой мобильный попал в зону связи, первым делом набрал номер Шовды, а ее телефон вне зоны доступа. «Скорее всего на занятиях», – подумал я, направился в минздрав, а там тоже неутешительная новость – онкоцентр никак не реагирует на запрос, кто-то должен лично туда пойти и сдвинуть с места это дело. Это может сделать Шовда; но вновь и вновь ее телефон отключен. Сердце недобро екнуло, я очень заволновался и сразу же поехал к тете Шовды, двоюродной сестре моей жены – с нею у Шовды тоже постоянная связь. Как только я появился у них во дворе, кто-то, испугав меня, выкрикнул мое имя. Потом я услышал – «Несчастная Шовда»! Мои ноги подкосились. Гурьба женщин, и даже детей, выскочила мне навстречу…