Элиф Шафак - Три дочери Евы

– Почему так долго? Что-то не так? – то и дело спрашивал отец невесты, вскакивая и тут же снова опускаясь на скамью.

– Все в порядке, так и должно быть, – откликнулась его жена. – Просто осмотр требует времени.

От возбуждения она говорила так громко, что дежурная медсестра уже несколько раз делала им замечание.

Прошел целый час, а может быть, так им показалось. Наконец появилась женщина-врач, волосы ее были убраны под шапочку, глаза поблескивали за стеклами очков, на лице застыло выражение нескрываемого презрения. Выпавшую ей обязанность она, без сомнения, считала тягостной и ненавидела тех, кто на нее эту обязанность взвалил.

– Если вы это так жаждали узнать, она девственница, – отчеканила врач. – Некоторые девочки рождаются без девственной плевы. Есть и такие, у которых акт дефлорации во время сексуального сношения или просто физической активности не сопровождается кровотечением. – Судя по всему, она намеренно использовала медицинские термины, желая унизить их, отомстить им за то унижение, которому они подвергли невесту. – Вы нанесли тяжелый удар по психике этой молодой женщины, – продолжала доктор. – Если ее здоровье вам не безразлично, покажите ее терапевту. А сейчас прошу вас уйти. Меня ждут пациенты, которым действительно необходима помощь. По вашей милости я и так потеряла много времени.

С этими словами она повернулась и ушла. Несколько мгновений никто не произносил ни слова. Наконец мать невесты нарушила молчание.

– О великий Аллах! – возопила она. – Эти люди возвели напраслину на мою дочь. Но Господь, милостивый Господь, защитил ее. Этим нечестивцам еще придется держать ответ за то, что они хотели запятнать чистоту, растоптать розовый бутон!

Краем глаза Пери видела, как ее отец понурил голову, уставившись на цементный пол. Казалось, он хотел, чтобы пол провалился у него под ногами.

– Это ваш сын ни на что не способен, вот что я вам скажу! – продолжала мать невесты. – Если он не мужчина, зачем обвинять мою дочь? Лучше бы сыночка своего сводили сами знаете куда!

– Успокойся, женщина, – пробормотал отец невесты, судя по всему не разделявший обличительного пыла своей жены.

Но слова его только подлили масла в огонь.

– Не затыкай мне рот! – взвилась мать невесты. – Почему я должна прощать им наш позор!

Тут дверь распахнулась и появилась невеста. Ровным, неспешным шагом она подошла к ним. Мать бросилась к ней, колотя себя в грудь кулаками, как на похоронах:

– Цветочек мой, что они с тобой сделали! Да поглотит их грязь, в которой они пытались вывалять нас!

Не обращая внимания на мать, новобрачная двинулась к выходу. Проходя мимо супругов Налбантоглу и своего мужа, качавшего ногой так сильно, что скамья под ним скрипела, она устремила глаза в пространство, не желая удостоить их даже взглядом. Посмотрев на ее руки, окрашенные хной, Пери заметила на ладонях свежие багровые ссадины. Это потрясло ее больше, чем все остальные события этой тягостной ночи. Во время осмотра несчастная невеста так крепко сжимала кулаки, что поранила ладони ногтями.

– Ферида… подожди…

Пери впервые назвала ее по имени. До этого, говоря о ней, она употребляла слово «невеста» или просто «она», а в личном общении ограничивалась обращением «ты».

Ферида слегка замедлила шаг, но не повернула головы. Не останавливаясь, она вышла через автоматические двери. Родители бросились вслед за ней.

Пери чувствовала, как внутри ее кипит гнев на брата, чей эгоизм и недоверие к жене стали причиной несчастья, на родителей, которые не смогли предотвратить позора, на многовековую традицию, утверждавшую, что честь женщины находится у нее между ног. Но сильнее всего Пери злилась на саму себя. Она должна была помочь Фериде, но она этого не сделала. И это уже не в первый раз. В критические моменты, когда требуется проявить смелость и решительность, на нее нападает апатия. Словно чья-то невидимая рука щелкает выключатель, находящийся у нее внутри, и ее чувства начинают гаснуть, как лампочки, и мир вокруг расплывается, превращаясь в сгусток тумана.

Домой Налбантоглу возвращались одни, в том же минивэне, арендованном для свадьбы. Хакан сидел за рулем, Менсур – сзади, уставившись в окно, а Пери – рядом с матерью.

– И что теперь будет? – спросила Пери.

– Ничего не будет, иншаллах, – ответила Сельма. – Купим хорошие подарки – украшения, шелка, шоколад – и попросим прощения. Хотя, честно говоря, извиняться нам не за что, ведь это ей, а не нам взбрело в голову ехать в больницу.