Элиф Шафак - Три дочери Евы

На сцене какая-то самодеятельная рок-группа играла нескончаемые мелодии – от анатолийских народных песен до хитов «Битлз», то и дело норовя вставить в это попурри собственные сочинения, далеко не всегда благозвучные. В дальнем углу зала, несмотря на возражения семьи невесты, подавали алкоголь. На этом настоял Менсур, заявивший, что не пойдет на свадьбу, если туда не допустят ракы, его верного друга и компаньона на протяжении всей жизни. В большинстве своем гости предпочитали безалкогольные напитки, однако нечестивый бар не испытывал недостатка в посетителях. Как ни удивительно, среди первопроходцев, отважившихся вступить на запретную территорию, был и дядя невесты. Менсур с удовольствием наблюдал, как новый родственник опрокидывает стакан за стаканом. Учитывая скорость, с которой он это проделывал, можно было ожидать, что он напьется в стельку.

Пери была в платье аквамаринового цвета, длиной чуть ниже колен. Волосы, собранные на затылке в тяжелый узел, заставляли ее слегка откидывать голову. Так как она исполняла роль хозяйки, ей пришлось обмениваться любезностями с множеством едва знакомых и совершенно незнакомых людей и постоянно растягивать губы в улыбке. Воркуя с детьми, целуя руки у пожилых, слушая болтовню своих ровесников, она вдруг заметила молодого человека, не сводившего с нее глаз. Взгляд его не был похож на восхищенный взгляд мужчины, который, не переходя границ дозволенного, отдает должное женской красоте. Нет, это был оценивающий, настойчивый, требовательный взгляд человека, явно не понимающего, что столь откровенное разглядывание можно счесть оскорбительным. Когда их глаза встретились, Пери нахмурилась, всем своим видом показывая, что его внимание ей неприятно. Но смысл немого послания не дошел до молодого человека, ответившего ей самодовольной ухмылкой.

Полчаса спустя, когда Пери направилась в дамскую комнату, молодой человек преградил ей путь. Упершись руками в стену, он заявил:

– Вы похожи на фею. Ваши родители правильно выбрали вам имя.

– Простите, вы не могли бы найти себе другое занятие?

– Вы сами виноваты. Нельзя быть такой красивой, – сказал он, пожирая ее глазами.

Пери почувствовала, как закипает кровь, и резко выговорила помимо своей воли:

– Оставьте меня в покое. Кто дал вам право разговаривать со мной в таком тоне?

Молодой человек растерянно заморгал и опустил руки. Лицо его, еще минуту назад сиявшее самодовольной улыбкой, теперь выражало откровенную враждебность.

– Про тебя говорят, что ты сильно задираешь нос. Вижу, люди не врут, – процедил он. – Думаешь, ты лучше других, раз учишься в Оксфорде?

– Оксфорд здесь ни при чем, – стараясь не давать воли гневу, отчеканила Пери.

– Наглая сука, – буркнул он себе под нос, впрочем, достаточно громко, чтобы она услышала.

Пери, белая как мел, смотрела, как он удаляется по коридору. Да, этому типу не составило труда сделать шаг, отделяющий любовь от ненависти. Здесь, на Востоке, сердце мужчины подобно маятнику: оно так же раскачивается из стороны в сторону от одной крайности к другой. Чрезмерный восторг с легкостью превращается в столь же чрезмерное отвращение, бурная страсть оборачивается полнейшим равнодушием. У восточных мужчин все чувства – любовь, ненависть, ярость – слишком пылки и недолговечны.

Вернувшись в зал, Пери увидела, что жених и невеста готовы начать танец для новобрачных, которого все так ждали. Десятки глаз со всех сторон устремились к ним. Держась неестественно прямо, едва касаясь друг друга напряженными руками, они слегка раскачивались в такт, напоминая со стороны двух лунатиков, которым снится один и тот же сон.

Пери ощутила острый приступ печали. Внезапно она осознала, как велика и непреодолима пропасть между ее собственными душевными стремлениями и ожиданиями, которые связывают с ней окружающие. Так же непреодолима, как пропасть между средой, в которой она родилась и выросла, и миром, который так влечет ее теперь. Она не хочет стать такой вот невестой. Не хочет повторить жизнь своей матери. Не хочет в угоду другим отказываться от своих надежд и чаяний и превращаться в человека, который ей самой внушает презрение.

Все эти мысли пронеслись в ее голове с быстротой молнии. «Я никогда не выйду замуж за восточного мужчину», – пообещала она себе. Подобный зарок противоречил всему, что она впитала с молоком матери, он был кощунственным, богохульным, бунтарским. Пери потупила голову, опасаясь, что окружающие прочтут по глазам, что творится у нее на душе. Если она когда-нибудь выйдет замуж, ее муж будет принадлежать к культуре, не имеющей ничего общего с той, что взрастила ее. Пусть лучше он будет эскимосом, чем мусульманином. Она готова смириться даже с тем, что его будут звать Акбалибактук или как-нибудь в этом роде.