Элиф Шафак - Три дочери Евы

Пери судорожно сглотнула:

– Да, вы правы.

Азур кивнул и вновь взялся за авторучку.

– А вы? – набравшись смелости, спросила Пери. – То есть я имела в виду, вы с семьей празднуете?

Поглощенный своим занятием, он, казалось, пропустил ее слова мимо ушей. Повторить столь дерзкий вопрос Пери не решилась. Несколько минут тишину в магазине нарушали только негромкое похрапывание старушки-покупательницы, сопение колли, скрип пера и тиканье напольных часов. Пери украдкой взглянула на Азура. Она заметила, как на какое-то мгновение напряглись желваки на его скулах, как взгляд стал рассеянным и отстраненным, но тоже лишь на миг. Почему-то все связанное с ним казалось ей эфемерным, недолговечным, временным. Ни прошлого, ни будущего – одно только настоящее, и то уже ускользающее прочь.

Азур отпил кофе и снова посмотрел на нее.

– Спиноза – вот и вся моя семья теперь, – сказал он.

«Теперь». Он произнес это так, что Пери сразу поняла: сама того не ведая, она приоткрыла запертую дверь в комнату, где жила печаль и куда ей хода не было.

– Простите, – пробормотала она.

Профессор вновь заскрипел пером.

– Давайте заключим соглашение, – предложил он, открывая очередную книгу. – Вы уже столько раз просили у меня прощения за все это время, что, даже если вы совершите что-нибудь действительно ужасное, я больше не хотел бы слышать от вас никаких извинений. Обещаете?

Она почувствовала, как заколотилось сердце, хотя и не очень понимала причин этого странного волнения. Такое соглашение отчего-то казалось не слишком честным, но она послушно кивнула:

– Обещаю.

– Вот и отлично. – Он подписал последнюю книгу и поднялся. – Спасибо за кофе.

– Я помечу подписанные книги стикерами, – сказала Пери.

– Очень любезно с вашей стороны, – улыбнулся он.

Они неторопливо пошли к выходу – длинноволосый профессор и его длинноволосый пес, за долгие годы дружбы ставшие на удивление похожими. У самых дверей Азур остановился и оглянулся на Пери:

– Вот что я хотел вам сказать. Завтра у нас небольшая вечеринка. Все очень просто, без протокола. Несколько старых друзей, кое-кто из коллег, помощников, один даже примерно ваш ровесник. Возможно, будет весело, возможно, скучно. В любом случае вы не должны встречать Новый год одна. Англия – особенная страна, иностранцы здесь чувствуют одновременно и упоительную свободу, и гнетущее одиночество. Не хотите присоединиться к нам? – Прежде чем она успела ответить, Азур вытащил блокнот, записал адрес и время, вырвал страницу и протянул ей. – Разумеется, решать вам, настаивать я не буду. Если надумаете, приходите. Только ничего не приносите. Ни цветов, ни вина, ни рахат-лукума. Только себя.

С этими словами он распахнул дверь и вышел. На улице шел снег. Снежинки бесцельно кружились на ветру, словно не падали с неба, а медленно поднимались с земли. Оксфорд напоминал волшебный город из стеклянного шара.

– Похоже на сказку, – произнес Азур, обращаясь то ли к собаке, то ли к Пери, то ли к себе самому.

– Очень красиво, – тихо сказала Пери, стоя в дверях.

А потом она сделала то, чего сама от себя не ожидала. Хотя было уже поздно, Азур собирался уходить, а она дрожала от холода в своем тонком джемпере, она вдруг заговорила о его книге. Слова лились из нее, помимо ее воли, смешиваясь с облачками пара от дыхания.

– Вы утверждаете, что наша жизнь – всего лишь одна из многих возможных жизней, которые мы могли бы прожить. Знаете, мне кажется, в глубине души мы все об этом догадываемся. Даже если все сложилось удачно – счастливый брак, блестящая карьера и все такое, – человек продолжает сожалеть об упущенных возможностях. И задается вопросом: как сложилась бы его жизнь, избери он иную тропу… или тропы, их ведь так много? А еще вы говорите, что наша идея Бога – это только одна из многих возможных идей. Поэтому, когда речь идет о Боге, бессмысленно цепляться за догму, хотя и верующие, и атеисты поступают именно так.

– Да, это правда, – кивнул Азур, глядя на нее с каким-то новым удивлением, словно эта неожиданная откровенность поразила и обрадовала его.

– Но вам наверняка известно, как много в этом мире таких, как моя мать, – продолжала Пери. – Они живут только верой и только благодаря вере считают свою жизнь осмысленной. Они убеждены, что их представление о Боге является единственно правильным. Вы хотите отнять у них то, на чем основано их существование: уверенность. Когда я смотрю на свою мать, то понимаю: вера – это спасательный круг, за который она цепляется, чтобы не утонуть в море скорби. Если отнять у нее веру, она сойдет с ума или умрет.