Елена Колина - Питерская принцесса

– А... в России же часто случаются убийства... – растерянно забормотала Маша. – Что... это ваш знакомый?

В Бобином кармане зазвонил мобильный.

– Да, – рявкнул Боба в крошечную трубку и, пожав плечами, бросил телефон на стол. – Повесил трубку. Идиот!

– Не идиот, а идиотка! – засмеялась Наташа с истерическим всхлипом. – Она же думала, тебя убили... а убитый сам подходит к телефону и говорит: «Да!» Она от ужаса и повесила трубку... Бедная девушка!

– Я сейчас! – Нина испуганно смотрела на Наташу. Всегда такая выдержанная, холодная. Что это с ней, шок? Она помчалась на кухню, выкрикнув уже из коридора: – Валерьянку принесу!

Бобин мобильный не умолкал. Несколько раз звонили и вешали трубку, потом осторожно перезванивали домой. На звонки отвечала Аллочка. Наташа лежала на диване с мокрым полотенцем на лбу.

– Я не понимаю, Боба... – чуть не плача, произнесла Маша. – Стоит человеку уехать ненадолго, так из него уже и рады дурака сделать. Ты теперь не Боба Любинский, а Борис Васильев? Ты что, взял Наташину фамилию? А зачем?

– У нас, то есть у Бобы, конечно, сеть магазинов, – значительно отозвалась Аллочка. – И еще...

Противно царапнул звук резко отодвигаемого стула. Поднявшись и прихватив по дороге телефон, Боба дернул Машу за руку:

– Ладно, все. Пошли отсюда.

– А как же все... – Маша потянулась за ним, слегка упираясь и виновато приборматывая на ходу: – Погоди, неудобно...

– Куда, куда это вы... – обронив по дороге покровительственные манеры хозяйки дома, бросилась к зятю Аллочка. Похлопотав лицом, сложила в значительную гримасу. – Володя, скажи своему сыну...

Боба с Машей медленно шли к реке по заснеженной дороге. Вдоль дороги огромные ели, снежные крыши домов.

– Все как на рождественской открытке! – с восхищенным придыханием воскликнула Маша, фонтанами разметая снег тонкими кожаными ботинками. – У чукчей есть ужасно много слов для разного снега, а у нас? Вот этот снег – пушистый, мягкий, скрипучий... и все?

– Русскую зиму заказывали? – спросил Боба.

– Ага... Умереть можно от такой красоты...

– Все для тебя.

– Иди сюда, Бобочка, отсюда так красиво, – сладким голосом позвала Маша, остановившись под елкой. Встав на цыпочки, ловко потрясла над ним снежной веткой, засмеялась довольно. – Ты – снеговик.

Повозившись в снегу, они прислонились к елке уже двумя снеговиками, пристроились под пышными еловыми лапами, будто в доме, где внутри тепло, а за окнами идет снег.

– Ты вот живешь здесь и не знаешь, а зима – это самое большое счастье! – Маша замерла, не сводя глаз с заснеженного холма. – Я сейчас буду снег есть. – Она действительно открыла рот и высунула язык.

«Нет уж, на сегодня с меня достаточно лирики и драматических эффектов», – подумала Маша.

А вслух спросила:

– Лучше расскажи, почему у тебя вдруг магазины? И почему ты Васильев? Как в анекдоте, знаешь? Человек показывает Ленинград гостье, тете Саре из Бобруйска: «Вот, тетя Сара, это Нева». – «Нева? Что вдруг?»

Боба знал, что когда-нибудь Маша спросит: «Как это все у тебя получилось?» Или: «Неужели ты, Бобочка, стал настоящим владельцем заводов, газет, пароходов?» Или: «Расскажи, Боба, почему у тебя такие большие зубы?» Он мог придумать сто миллионов вариантов, потому что много лет учился разговаривать с собой, как она. А он, Боба, ей расскажет. Все с самого начала.

Он так часто повторял про себя: «Я Наташе благодарен», что эта фраза потеряла для него всякий смысл, как теряет смысл любое, самое простое слово, если повторить его нескончаемо много раз. Но он действительно был Наташе благодарен.

Лишь Наташа с ее партизанской маскировкой могла больше полугода скрывать, что он живет у нее. Любая другая обязательно нашептала бы по секрету подружкам и уж тем более матери. Им, конечно, помогло, что Аллочка, с наслаждением обживающая большую профессорскую квартиру, и сама не стремилась заглядывать в бывшую свою жизнь – горестную, бедную, вдовью. В гостях у дочери не бывала, Наташа ее раз в неделю навещала, и все, довольно. Но все равно, Наташа не подвела, он ей обязан!

Открыться пришлось к весне. Наташа не менялась, не отекала. Тонкие руки, тонкие ноги, хрупкая спинка – длинный стебелек с чуть выпуклой капелькой живота. Капелька на узком Наташином теле росла и вот-вот была бы замечена даже поглощенной собой Аллочкой. Поэтому однажды Боба с Наташей разошлись признаваться по разным домам – Боба к родителям, а Наташа в квартиру Раевских, к матери. Один нашелся, а другая ждет ребенка. А в общем, это мы, ваши дети.