Наталья Баклина - Девушка с Рублевки

– А ты спроси ее. Я почему-то уверена, что она будет рада.

– Хорошо. Спасибо тебе.

– Пожалуйста. Вить, у меня просьба к тебе. Сейчас ведь в журнале затишье, номер вышел, до следующего время есть. Можно, я дни возьму в счет отпуска, домой съезжу? Я очень сильно по своим соскучилась. Отпустишь? За мой счет?

– Да ладно, почему за твой? Заплачу я тебе отпускные, получишь во вторник, я распоряжусь.

– Вить, я потом получу, когда приеду, ладно? У меня зарплата есть, хватит пока. Я сегодня вечером хочу уехать. А вернусь в следующие выходные, хорошо?

– Хорошо, – кивнул Пенкин. – Тогда и у меня просьба есть: не говори пока маме, что мы не станем жениться, ладно? Я ей потом сам скажу, когда выпишусь, хорошо?

Мобильник я включила сразу, как вышла от Виктора – в больнице отключила, так как боялась, что если мне начнет названивать Петр, то не смогу с ним объясниться при свидетелях. Зря боялась – звонка от него прождала до вечера. Вначале твердо знала: позовет – ни за что не побегу к нему сразу же, как собачонка, пусть сначала извиниться за поведение своей нахалки малолетней. И подождет, пока из Челябинска вернусь. Потом кураж поутих. В ожидании звонка я собирала вещи, стояла в кассу за билетом до Челябинска, садилась в вагон и лежала на своей верхней полке. И только когда поезд выехал за пределы Московской области и телефон перестал ловить, я прекратила ждать. Ну что ж, закончилось и это приключение. Помечтала и хватит. Надо жить дальше.

Поезд прибыл в Челябинск в половине первого, опоздав на полтора часа. Меня никто не встречал, так как я решила сделать сюрприз. Отмахнувшись от назойливых таксистов, облепивших московский поезд и заламывавших две цены, пошла к остановке. Все время, пока ждала свой троллейбус и пока ехала до дома, я вглядывалась в улицы родного города и ловила себя на том, что они никак не изменились за эти несколько месяцев. Моя жизнь так забурлила-закучерявилась, что, казалось, весь мир вокруг тоже должен бурлить и меняться. И поэтому мне было странно видеть, что Челябинск остался все таким же Челябинском. Из какого города уехала, в такой и вернулась.

Впрочем, будто откликнувшись на мою маету, изменения начались: я не смогла открыть своими ключами входную дверь. Ключ входил до конца, но в замке не поворачивался.

– Кто там? – спросила испуганно мама из-за двери после минуты моих ковыряний.

– Это я, мам, открой.

– Ларочка! – Мама распахнула дверь и застыла в удивлении. – Ты? Ты приехала? А я замок сменила, Никитка ключи потерял! А почему не позвонила?

– Так получилось, я не уверена была, на какой день билеты возьму. Мам, дай я пройду.

– Да-да, что же это я, застыла в дверях, как тетеря.

Мать засуетилась, освобождая мне дорогу. Я вошла, поставила сумку и поцеловала мамину мягкую щеку.

– Здравствуй. Я, оказывается, очень по вам с Никиткой соскучилась. Где он?

– В школе задерживается.

– Жаль. Всю дорогу ехала и представляла, как он меня встретит.

Я с удовольствием переобулась в свои старые тапочки. Господи, как хорошо-то! Я дома.

– Да уж встретит, только держись, – вздохнула мать.

– Что такое? – насторожилась я.

– Да проходи, не на пороге же рассказывать. Пошли на кухню, голодная, наверное, с дороги. Я как раз борщ сварила, горячий еще.

Я подождала, пока мама нальет темного борща в мою любимую салатницу, которую я приспособила под тарелку, положила в него сметаны, съела ложку – вкуснотища, сто лет не ела маминого борща! – и спросила:

– Ну рассказывай, что тут у вас происходит?

– Двойки в четверти у нас происходят, по истории и русскому языку с литературой, – огорченно махнула рукой мама.

– С чего вдруг? – опустила я ложку.

– Да конфликт у него с учителями, весь дневник ему замечаниями исписали. Придет – поглядишь.

Я кивнула. Что же такое с моим ребенком? Уж в чем в чем, а в этом судьба была ко мне благосклонна: Никитка всегда учился легко. Мне даже в начальных классах не пришлось стоять у сына над душой и вдалбливать в него школьные знания. Впрочем, эту обязанность взял на себя мой папа. Не в смысле вдалбливать, а в смысле организовать игру, в которой буквы гуляли по строчкам, взявшись за руки, из палочек и крючочков получались симпатичные дорожки и заборчики, а цифры превращались в нарисованные яблоки, вагоны и даже в Бармалея с его компанией.

Меня папа примерно так же приобщал к домашним заданиям, рисуя и играя. И однажды я заигралась уже в школе, превратив кривоватую заглавную букву «О» в пирата. Ну очень она его напоминала, особенно если глаза и зубы дорисовать. Я и дорисовала, правда, бледно-бледно, чтобы учительнице было понятно, что изначально это все-таки буква «О»! Учительница не поняла, влепила мне «пару», и я пришла домой обескураженная первой в своей жизни двойкой. Мама меня тогда начала стыдить: «Что же ты двойки из школы носишь?!», но папа ее остановил: «Ну принесла и принесла, с каждым случается». А потом мы с ним договорились, что в буквы и цифры мы играем дома, а учительнице, раз она играть не хочет, будем писать просто буквы и рисовать просто цифры, ладно уж!