Наталья Баклина - Девушка с Рублевки

– А кто разводил? – Пенкин перевел взгляд с матери на меня, и я прочла немой вопль: останься!

– Лариса позвонила с этим доктором, как там его... И телефон у тебя отключен.

– Он не отключен, он разряжен, – буркнул шеф; великий журналист сдувался на глазах, превращаясь в неловкого подростка. – А зарядник в сумке. Привези в следующий раз.

– Ты всерьез думаешь, что я буду мотаться через весь город, чтобы привезти тебе какой-то зарядник? Пусть Лариса заедет. Тебя когда выписывают?

– Говорят, минимум через две недели.

– А, хорошо. Витя, а почему возле твоей кровати такой беспорядок? Крошки, каша эта ужасная. Витя, вчера приезжала Татьяна Белозерцева, узнала, что ты в больнице, настряпала для тебя котлет и морс сварила. Сама приехать не смогла, у нее сегодня собрание дилеров, мне самой пришлось тащить все это через весь город. Давай садись поудобнее, я буду тебя кормить. Лариса, детка, хватит стоять столбом, давайте сюда пакет. И пригласите санитарку, пусть все уберет.

Я, выйдя из ступора, отдала пакет. Мама Пенкина порылась в его недрах и извлекла кастрюльку. В палате запахло чесноком. Никакую санитарку я искать не собиралась и поспешила смыться. Так, если килограммчик-полтора скинуть на бутыль с морсом, то, похоже, шефу предстоит слопать пару кило котлет с чесночком. И судя по решительному настрою его мамаши, если уж она добралась до больницы через весь город, то материнский долг выполнит неукоснительно: накормит сыночка.

Мне представилась картина, как мама Пенкина его пичкает: «Ну, еще кусочек! Витя, ты должен. Ты что, не любишь свою маму?» А он мотает головой, зажимает рот руками и орет: «Не хо-чу! Я пирога наелся!» Витя, держись! Желаю тебе пережить мамин визит без потерь для здоровья. Завтра, похоже, тебе, кроме сока и яблок, можно ничего не приносить.

За воротами больничного двора я выбросила мысли о Пенкине и его мамаше. Что-то слишком много места они занимают в последние два дня моей жизни, как будто у меня других дел нет. А вот и есть! Например, в редакцию сейчас пойду, фотографии тунисские рассматривать.

– Лариска, привет! Как вы там? Как Виктор?

Я стояла босиком на мокром полу и мерзла. Звонок сотового телефона вытащил меня из-под душа, я накинула полотенце и побежала отвечать – почему-то мелькнула мысль, что это мама звонит или Никитка. Но голос в трубке был не мамин, хотя очень знакомый.

– Ларис, это Алена, мы прилетели, паспортный контроль проходим. Я тебе сразу и позвонила, как телефон заработал. Как дела у Виктора? Что-то у него мобильник не отвечает. Обошлось с аппендицитом?

– Обошлось, у него оказалась флегмона.

– Что за фигома? Он сейчас где?

– В больнице, ему фигню эту вырезали, выздоравливает уже.

– Обалдеть! И когда он туда попал?

– Да сразу же, нам «скорую» в аэропорт вызывали. Хожу вот к нему теперь, передачки таскаю.

– Лариска, я тоже хочу к нему зайти! Проведешь?

– Да там свободно всех пускают. Адрес записывай, это возле «Планерной», оттуда маршруткой доедешь, позвонишь, я встречу!

Я продиктовала Аленке, как добраться до больницы, и вернулась под душ греться. И успокаиваться. Ее звонок всколыхнул улегшуюся было за два дня тоску по сказке, которой меня сначала поманили, а потом так неожиданно из нее выдернули. Я как-то уже смирилась с тем, что все закончилось. Пострадала чуть, пока позавчера фотографии с цифровика на компьютер скачивала: классные, кстати сказать, получились снимки, – и смирилась. Тем более что есть чем заняться, кроме как страдать. Порядок вон в квартире навести нужно после ремонта. Самвел, умничка, все закончил вовремя и сделал так хорошо – не придерешься. Сразу видно, что на совесть человек работал, не абы как. Не зря я вчера по Москве целый день гуляла, чтобы не мешать линолеум стелить в прихожей. Заодно весну пофотографировала.

И шефа подловила, щелкнула в палате. Принесла ему буженины, соку и фруктов; с его мамой, слава богу, не столкнулась. Я фыркнула, вспомнив, каким стало у шефа лицо, когда я сказала, что ничего существенного специально не принесла, знаю, что ему котлеты доедать. Пенкина будто аж перекосило! А потом он почему-то шепотом признался, что матушка впихнула-таки в него две котлеты, а остальные он отдал соседу по палате, который оказался киргизом. Самат приехал в Москву на заработки, устроился на стройку и на третий день работы напоролся на арматурину, серьезно поранив ногу. Заработать ничего не успел, родственников и знакомых у него в Москве не было. Поэтому передач Самату никто не носил, и он перебивался больничной едой и тем, чем делились сопалатники. Так что, скормив котлеты соседу, Пенкин, во-первых, оказал парню гуманитарную помощь, а во-вторых избавился от нелюбимой еды. А на сегодня шеф попросил сварить ему картошки и раздобыть соленых огурцов. Пойду проверю картошку, сварилась уже, наверное.