Алексей Колышевский - Секта. Роман на запретную тему

– Чтоб тебя, Пуш-тупица, отвали! – проорал Гера, но кот словно нарочно мешался под ногами и не давал подойти к телефону.

– Да! Алле! Кленовский у аппарата.

– Вас в восемь утра ожидает президент, – вкрадчивый голос референта так пронзил сердце, что Герман почувствовал, как пол уходит из-под ног. Ничего не ответив, он бросил трубку и схватил со стола упаковку таблеток. Высыпав две прямо в рот, он разжевал их и проглотил. Сел на пол, отдышался. Таблетки были сильными – такими откачивают стариков при инфаркте – и подействовали быстро. Стало легче, он принял душ, оделся и даже съел что-то на завтрак. Интуиция молчала, словно ее никогда и не было. Запивая сладким чаем кусок бутерброда с подкопченной форелью, Гера вдруг подумал, что его вовсе не трогает этот предстоящий разговор с президентом. Еще неделю назад он страшно переживал бы, но после встречи с Мистером Ты Гера понял, что ему до смерти надоело все, что окружало его последнее время. Он достал из холодильника жестянку, вскрыл ее и положил из нее коту в его миску. Кот стал есть и при этом урчать, как мотоцикл. Гера погладил его за ухом:

– Пуш, ты меня по-своему любишь, правда ведь?

Кот (небывалое дело) оторвался от своей миски и ткнулся лбом в колено Германа, словно говоря: «Да, только есть не мешай».

Гера подождал, пока кот покончит с завтраком, взял его на руки и пошел в прихожую. Здесь он посадил кота на диванчик, сел сам, надел ботинки и, уже стоя в дверях, сказал ему:

– Остаешься за старшего.

Кот отвернулся.

…Они сидели за небольшим приставным столиком в кабинете, который так часто любят показывать по телевидению. Слева сидел президент, справа Герман, сильно поджав по себя ноги. На столе лежала та самая, привезенная Германом, тетрадка. Собственно, она лежала на столике с самого начала: как только Герман вошел, он сразу увидел ее и понял, о чем именно пойдет речь. Он не ошибся.

Президент подал ему руку и пригласил садиться. У него было крепкое, сухое рукопожатие, и чувствовалась в нем сила удара кулака, пружинистость внешнеполитической фиги, обаяние ладонного приветствия ликующей толпе.

– Я начну с самого главного, – и президент постучал пальцем по тетради, – спасибо тебе. Не ожидал, что так получится. Теперь я знаю имя преемника. И еще – особая благодарность за предотвращение государственной измены.

Гера встал и сказал:

– Служу Российской Федерации.

– Это хорошо, – ответил президент, – садись давай обратно и слушай дальше. Тут сейчас вокруг тебя сыр-бор начинается, всякие движения нездоровые, так что лучше тебе, как бы это помягче сказать-то… Отдохнуть.

– Выгоняете? – Герман задал вопрос настолько равнодушным тоном, что даже сам от себя этого не ожидал. «Ну и черт с ним», – подумал он.

– Герман, ну что ты такое говоришь? Кто тебя выгоняет? Просто лучше тебе переждать, а потом, при новом президенте, мы о тебе р-раз так, и вспомним. Ты же сам понимаешь, если к нам попал, то назад дороги нет, или остаешься, или как друг твой бывший, Сеченов. Пустил себе пулю в голову и ни при чем.

– Вот даже как… А я почему-то думал, что он не решится.

– Ну почему же, – сказал президент, – он офицер, человек военный, а для офицера самоубийство даже грехом не считается. Ладно. Вот, собственно, все, что я хотел тебе сказать, и до встречи. О! Чуть не забыл. Подожди-ка…

Президент взял тетрадь, подошел к стене, обшитой деревянными панелями, и что-то сказал. Одна из панелей отошла в сторону, за ней оказался сейф. Президент приложил палец к специальному устройству, открыл сейф, убрал в него тетрадь и достал какую-то маленькую коробочку. С этой коробочкой вернулся к Герману:

– Это тебе, за твои заслуги.

Гера принял из его рук коробочку, открыл и увидел восьмилучистую серебряную звезду:

– Что это?

– Это мальтийская звезда. Очень высокая награда. Считай, что это главная государственная награда, о которой мало кто знает.

…Трудяга «уазик» стоял на прежнем месте. Никто и не подумал отогнать его. Гера завел машину и медленно, в общем потоке поехал прочь из Москвы. В город N он добрался только к шести часам вечера.

Он сразу нашел дом с синими рамами, вышел из машины и зашагал к подъезду, вошел, позвонил. Никто не открыл ему дверь, в квартире было тихо. Он продолжал звонить, сначала спокойно, а потом, перестав контролировать себя, принялся стучать в дверь кулаками, но в квартире было тихо. С улицы в подъезд кто-то вошел, и Гера увидел незнакомого мужчину лет пятидесяти, который, к удивлению Германа, невозмутимо подошел к этой же двери, не обращая внимания на Кленовского, достал ключи и принялся открывать замок.