Валерий Волошин - После приказа

Ильин заметил, что за ним боковым зрением наблюдает полная блондинка в железнодорожном берете, и, смущаясь, отошел от нее подальше, к телефонным будкам. «Пусть не волнуется, — подумал в свою очередь он, — а то решит еще, что я выжидаю удобный момент, чтобы проскочить безбилетником, затесавшись в толпе пассажиров». Оттого, что такая абсурдная мысль может вообще у кого-то возникнуть, ему стало жарко, и он поднял ко лбу свободную руку, смахивая с него тыльной стороной ладони выступившие бисеринки. Этот его жест по-своему рассудил высокий, русоволосый молодой человек в дубленке и без шапки, появившийся под сводами здания метро.

— Я здесь, Игнат Иванович! — радостно крикнул он и помахал полковнику.

— Наконец-то, — облегченно вздохнул Ильин и пошел ему навстречу. — Здравствуйте, Ефим Альбертович, здравствуйте!

Они пристроились у большого овального окна, сверкающего цветным мозаичным стеклом. Ильин достал из «дипломата» объемную папку.

— Прочел я рукопись, как просили, — протянул он ее молодому человеку. — И отзыв написал, там он, внутри…

— Премного благодарен! Может быть, пройдем в Дом литераторов, обсудим? Тут рядом, на Воровского.

— Не могу, Ефим Альбертович, и так задержался. Завтра улетаю в командировку…

— Ну хотя бы в двух словах скажите свое мнение. Отзыв — одно, в нем мысли, так сказать, ученого. А читательские чувства — их же не вложишь в две странички машинописного текста, сами понимаете.

Ильин пожал плечами. Ему явно не хотелось высказываться. Чувствовал, что разговор тогда затянется, и он снова озабоченно глянул на часы. Однако собеседник проявлял настойчивость, и полковник сдался, сказал в надежде быстрее завершить встречу общие слова:

— На мой взгляд, повесть написана неплохо, хлестко. Видишь образы, характеры… Но судить о литературных ее достоинствах — не в моей компетенции.

— Значит, можно печатать? — поставил вопрос ребром литератор.

— Думаю, в таком виде ее публиковать нельзя! — с присущей ему прямотой сказал Ильин и, увидев замешательство на лице молодого человека, добавил: — Простите, но кривить душой не умею. Как специалист, изучающий психологические проблемы в воинских коллективах, считаю вашу повесть вредной для восприятия молодым читателем. — Спохватившись, смущенно закончил, тыча пальцем в папку: — Я там все обосновал. Так что извините, до свидания.

— Но постойте! Это же не разговор!

— Тороплюсь я, Ефим Альбертович…

— Где вы живете?

— На «Щелковской».

— Отсюда прямая ветка. Мне как раз в ту сторону. Я вас провожу.

Предъявляя «единый» толстухе на контроле, полковник с победным видом посмотрел ей в глаза. Та расценила этот взгляд чисто по-женски и расплылась в улыбке:

— Я-то решила, что вы дамочку поджидаете! Эх, не годятся молодые полковники нынче в ухажеры. Все дела, дела, — тряхнула задорно она кудряшками, кокетливо строя глазки.

Ильин прошел мимо нее по направлению к эскалатору озадаченный. Через несколько шагов вдруг рассмеялся, покачивая головой и восклицая: «Надо же!»

— Что это вам так весело? У меня работа над повестью столько крови и пота высосала. И чтобы пробить ее, сколько нервов требуется, — обиженно сказал нагнавший его Ефим Альбертович.

— Да вы успокойтесь. Я сам над собой смеюсь. Вот уж поистине загадка — человеческая психология! — хохотнул Ильин и рассказал, какие мыслишки зародились в его голове о контролерше, когда он заметил ее косые взгляды, ожидая литератора.

— Ее попросту любопытство разбирало! Женщины вообще народ любопытный, а я невесть что подумал, — улыбался Ильин. Неожиданно он перешел на серьезный тон и задал писателю вопрос: — А как вы считаете, почему она именно моей персоной заинтересовалась? Вокруг меня толпилось немало таких же, ожидающих кого-то людей. Но следила она за мной, другие ее не волновали?

— Понравились вы ей… Мужчина вы привлекательный, видный, — не задумываясь, шутливо ответил литератор.

— Нет, я серьезно, — не поддержал тона Ильин. — Дело в том, что в той компании я один был военный, офицер. Представитель особого рода профессии. И это лишний раз подтверждает истину: военные, как и армия наша, — всегда на виду!.. С этого, пожалуй, надо начать нам разговор и о вашей повести, друг мой. Простите за мое вольное обращение.

— Ничего, ничего… Зовите меня просто Ефимом.

— Но предупреждаю, Ефим, разговор будет сложным для вас. Вы, писатели, народ тщеславный, честолюбивый. С вами надо ох как востро ухо держать, — с долей иронии заметил Игнат Иванович, втискиваясь в вагон.