Другое место в «Рассказах» предвосхищает открытия гораздо более поздней поры. Описав особняки американцев, автор высказывает предположение, что эти великолепные жилища «лепят судьбы» их обитателей; им свойственна некая «особенная атмосфера», которая действует на живущих в доме людей как «неодолимая и грозная сила». Любопытно, не правда ли? Этого историка минувших дней легко принять за пророка! Несколько дальше читаем вот что: «Мне давно поперек горла встала эта жизнь и наш девятнадцатый век. Убежден, что все идет как-то не так» [16] Здесь и ниже перевод И. Бернштейн.
. Задумайтесь об этих словах, о силе вложенного в них ощущения беды и обездоленности. В заключительной фразе горечи еще больше: «Пусть меня забальзамируют лет на двести». Здесь, конечно, пафос смешан с иронией. Если бы Поэт и вправду ожил двести лет спустя, его по-прежнему окружала бы эпоха Крота во всей своей безрадостной силе. Но его произведение доказывает, что, несмотря на все убожество и гнет, даже тогда случались прозрения и проблески, позволявшие заглянуть в иную жизнь, которой суждено было ярко воссиять в эпоху Чаромудрия. Благодарю вас.
Платон.Благодарю тебя. Кажется, им поправилось.
Душа.Великолепное выступление.
Платон.Но верно ли сказанное?
Душа.Да, насколько кто-либо может судить. Меня особенно порадовало твое рассуждение о времени. Время всегда интересовало меня — по крайней мере, пока оно существовало. И звучало все очень убедительно. Должна к тому же сказать, что жестикуляция твоя улучшилась.
Платон.В Академии меня учили вызывать образы, но я был плохим учеником.
Душа.Нет. Ты просто другой. Я с самого начала это увидела. Даже ребенком ты отличался от всех. Ты предпочитал одиночество. Отказывался играть с осколками зеркал.
Платон.Я был такой урод…
Душа.Нет. Это был страх. Когда надо было танцевать с другими детьми в лабиринте, ты с криком кидался прочь.
Платон.Так действительно было?
Душа.Я неотлучно тебя сопровождала. И когда ты прятался в развалинах слоновьего замка [17] Слоновий замок — Элефант-энд-Касл, название площади в юго-восточной части Лондона.
, и когда оплакивал смерть наставницы.
Платон.Ее звали Евфрена. Это она привела меня в Академию. Это она показала мне книги.
Душа.Ты помнишь, как плакал?
Платон.Я помню, как пришел в Дом Умерших.
Добро пожаловать, малыш Платон. Добро пожаловать в Дом Умерших. Сюда пришла твоя наставница, когда конец ее стал близок. Одни горожане мягко и тихо исчезают, другие, прежде чем истаять, много столетий покоятся здесь в своих оболочках. Раньше мы думали, что в миг смерти тело лишается всякой памяти и всякого воображения; но недавно было доказано, что умершие видят сны. Они лежат здесь, и им снятся их былые жизни. Мы знаем это, потому что можем слушать их сновидения. Почему ты плачешь, малыш Платон?
Душа.И все же ты остался в Академии.
Платон.Долг удержал меня. Нет. Это был мой собственный выбор. Я хотел прочесть все старые книги. Я уже был не здесь. Я был там, в них.
Душа.Уютное положение.
Платон.Почему?
Душа.Там ты мог укрыться.
Платон.Ты ошибаешься.
Душа.Мне ли не знать?
Платон.Я хотел обрести себя.
Душа.Ты хотел обрести голос.
Платон.Нет. Я хотел обрести веру.
Душа.Печальное было зрелище. Ты с уверенностью считал себя правым, а других горожан неправыми. Ты верил в значительность прошлого.
Платон.Конечно. Но не ты ли убедила меня в том, что книги — достойный предмет внимания?
Душа.Возможно. Я не помню.
Платон.Души не нуждаются в памяти. Они вечны.
Душа.Прошу прощения. Признаю свою ошибку. Но когда они предложили тебе надеть балахон оратора, я молчала.
Платон.Это был мой выбор. Я поступил так из страха.
Душа.Перед кем?
Платон.Перед ними.
Платон с Пирожного Угла [18] Пирожный Угол (Pie Corner) — угол Кок-лейн и Гилтспер-стрит в Лондоне.
, ты получил балахон и маску оратора. Ты будешь говорить у всех ворот города. Какова твоя тема?
Я буду рассуждать о ранних веках земли.
Первую из эпох мы назвали эпохой Орфея; воистину то была весна нашего мира. То были дни, когда статуи, поддаваясь уговорам, оживали и сходили со своих каменных пьедесталов, когда духи рек и ручьев могли превращаться в деревья или поляны, когда из крови раненых героев в один миг вставали цветы. Даже боги то и дело становились лебедями или быками просто ради счастья преображения.
Читать дальше