Энна Аленник - Напоминание

— Рад видеть. С приездом, Алексей Платонович! Зайдемте ко мне, расскажите, что интересного было на совещании.

— Простите, мне надо в клинику. О совещании доложу Хирургическому обществу. Желаете — милости просим.

— Спасибо. Непременно приду. А ко мне… все-таки на минуточку зайдите. Надо вам кое-что сообщить.

В кабинете директор сказал:

— Понимаете, какая досадная неприятность… Жаловались тут на вас представители студенческой общественности.

— А именно? — спросил Коржин.

— Были тут двое — из комсомольского комитета и профкома.

— На что они жаловались?

— На то, с какой строгостью вы экзаменуете тех, кто несет большую общественную нагрузку. Жаловались, что вы их провалили.

— Вы поддержали их жалобу?

— Как вам сказать, дорогой Алексей Платонович… С одной стороны, они правы…

— У знания есть только одна сторона и одна правота — знать.

— Совершенно с вами согласен. Я тоже так считаю. Но… если разобраться, у них тоже есть своя сермяжная правда. У них авторитетные, почетные посты. На свою общественную работу они тратят уйму времени, которое им приходится отрывать от занятий. Это надо учесть.

— А когда они возьмут в руки скальпель и превратят оперируемого — беру оптимальный вариант — в калеку, ему тоже прикажете это учесть?

Директор искал слов для ответа. Доставал носовой платок, без надобности тер нос и сутулился под тяжестью своего двойственного положения.

Коржин наблюдал за ним иронически. Но вот взгляд его смягчился, стал без иронии сожалеющим:

— Что с вами, Петр Афанасьевич? Вспомните, мы почти в одно время кончали медицинский факультет и давали клятву Гиппократа. Мы тоже занимались общественной работой — такой, за которую ссылали, исключали, сажали в кутузку. Но кому из нас могло прийти в голову выпрашивать за это отметки? Считать, что на экзамене профессору разрешается задать вопрос, содержащий и ответ, хорошенько разжеванный? Как вы, голубчик, дошли до оправдания таких требований?

Директор приложил бледную руку к сердцу:

— Я не оправдывал. Я пытался возражать. Но… нажимают, — и, показывая как, он сжал рукой горло вместе с накрахмаленным воротничком. — Мне тоже грозят жалобой. Придут — что я им скажу? Войдите в мое положение.

— Войти не могу. Облегчить — попробую, — ответил Коржин. — Направьте их ко мне. Скажу им: «Облеченные доверием молодые люди! За требование выпустить вас псевдоврачами, горе-врачами — пожалуюсь… — он засмеялся, поднял палец вверх и отчеканил: — Самому нар-кому про-све-щения Луна-чар-скому».

И тут же с серьезной обидой добавил:

— Не успели подготовиться? Предупредите. Готов урвать время, принять экзамен позже. Но являться, ничего не зная, не умея отличить нерв от аппендикса!.. Вот придут — я им разъясню всю общественную пользу их наглости.

— Да не пойдут они к вам, дорогой Алексей Платонович. Побоятся. Знаете вы это или нет? Многие вас побаиваются. А я не боюсь. Я вас искренне люблю. Преклоняюсь перед хирургом Коржиным, перед лектором Коржиным. Так преклоняюсь, что даже не могу вам завидовать… Спустя рукава смотрю, как проскальзывают на ваши лекции не ваши студенты. Делаю вид, что не понимаю намеков на это тех, от кого они к вам бегут.

— Ах, бедненький! — прогремел Коржин таким громом, что Петр Афанасьевич встал и проверил, достаточно ли плотно закрыта дверь.

А Коржин гремел:

— Делайте, делайте вид! Помогайте укорачивать разум студентов. Убивайте в них чувство ответственности врача. Пугливо соглашайтесь с любым требованием лентяя, занимающего пост. Пресекайте самостоятельные поступки и мысли способных студентов. Дабы когда придет время решать самим — они уже ничего решить не смогли.

— Алексей Платонович, золотой вы мой человек, а что я могу сделать? Ничего не могу.

— Не можете — уходите. Врачуйте. Вы были неплохим врачом. Руководители должны мочь. Вы же ставите себе в заслугу, что спустя рукава смотрите, как студент проскальзывает на лекцию, наиболее ему нужную.

— Да, ставлю себе в заслугу, — тверже сказал Петр Афанасьевич. — Потому что надо стараться, чтобы студенты слушали тех, кого им слушать надлежит по расписанию. Иначе половина преподавательского состава будет читать в пустой аудитории.

— Уважаемый директор! Пустая аудитория — не хуже, чем сонная. Сонные студенты немногим восприимчивее стен. Конечно, легче делать вид, что вы не замечаете усыпляющего действия лекции, и куда труднее делать вид, что не заметили отсутствия в аудитории всякого присутствия. Но — постарайтесь, у вас и это получится.