Вырвавшись из странного местечка, все трое друзей одновременно вздохнули. Вера, чмокнув Сашу в щёчку, спросила:
— Надеюсь, никого эти «новосветовцы» из нас ночью не тяпнули?..
На её вопрос никто не ответил…
Где дома лишь фасады, а слова — пустоцвет,
И след сгоревшей звезды — этот самый проспект,
Я хотел быть, как солнце, стал как тень на стене,
И неотпетый мертвец сел на плечи ко мне…
Б.Г.
ПРИДУМАННЫЙ ГОРОД-МЕМОРИАЛ
…Город мифов и невероятных историй, застыв в многогранном скульптурном убранстве под низким северным небом, молча смотрит на своё отражение в холодных водах Невы…
Поэт Иосиф Бродский как-то метко выразился — Питер страдает нарциссизмом… А иначе и быть не может — город, который преимущественно стоит на воде и каждую минуту может любоваться своим отражением, волей неволей грешит этим достаточно невинным пороком. Санкт Петербург любит самолюбование, он как бы возникает из него, продолжаясь в изумлённых глазах многочисленных зрителей роскошью императорских резиденций и сказочной фантазией парков в обрамлении зеркальных каналов.
О надуманности и призрачности Петербурга давно слагают легенды, а древнее пророчество кликуш и раскольников времён Петра «Быть пусту месту сему…» за более чем три века, казалось, вот-вот сбудется. Но этот вечный город снова возникал из глубин наводнений, кровавой суеты революций и костлявой стужи блокады, обновляясь и очищаясь в горниле страстей природных и человеческих. Вместе с превратностями истории менялось и название этого странного города, но прежнее, изначальное — Санкт Петербург, словно заколдованная молитва, возвратилось на круги своя и снова гордо сияет в северных балтийских широтах.
Архитектура города отражает всю его бурную историю, включая прихоти временных владык и случайные стечения обстоятельств. До Елизаветы, дщери Петра Великого, город рос сам по себе, впитывая в свой каменный наряд сомнительные вкусы вельмож и временщиков, без опаски смешивая разнообразные стили и архитектурные традиции.
Весёлая и жизнерадостная Елизавета привнесла в этот хаос темперамент южной архитектуры, прославляя бессмертные творения итальянского архитектора Франческо Растрелли, и предоставив ему неограниченный кредит на широкие реализации своих архитектурных фантазий в стиле барокко. Растрелли после долгих лет упорной работы существенно изменил облик Петербурга, придав ему известную утончённость и изысканность. Главное творение гениального маэстро — Зимний Дворец стал некой точкой отсчёта, и для города и для правящей династии. Идеально вписанная в панораму стальных вод Невы и блеклого северного неба, зимняя резиденция русских царей на долгое время стала центром Империи, всех её главных событий, внутренней и внешней политики. Чуть позже, во времена царствования Екатерины Петербург познал немецкий и французский стиль архитектурных изысков, а гордая Нева была закована в безупречный финский гранит, что также являлось неким символом величия начинаний императрицы.
Но в целом архитектура города уже жила собственной жизнью — расправивший плечи Санкт Петербург в екатерининскую эпоху сам диктовал Европе и моду и стиль. Поэтому все последующие дуновения и эксперименты в градостроительстве были поглощены объёмной и выразительной индивидуальной стилистикой, которая полностью сформировалась к тому времени и царствует по праву и в наши дни. Как достойный финальный аккорд в процессе становления Великого Города напротив Исаакиевского Собора вознёсся на дыбы Медный Всадник, сотворённый капризным старцем Фальконе, измученным придворными интригами и славным российским казнокрадством. Неистовый Пётр на неистовом скакуне — злой и добрый гений Санкт Петербурга, его бессменный грозный символ, заваривший питательный духовный брульон для будущих фантастических замыслов великих художников, поэтов и писателей.
Но не причудливая архитектура и не величественная Нева с её притоками и каналами, и уж, тем более, не наличие династического духа и царской усыпальницы создали тот мрачновато притягивающий колорит Петербурга, который на протяжении многих веков манит и ужасает своим неразгаданным мистическим ореолом, тихо мерцающим над городом в тишине белых ночей…
…Мертвецы…Десятки, сотни тысяч мертвецов, щедро удобривших питерскую землю, своим невидимым присутствием направляют сознание живых в самые мрачные лабиринты размышлений и психологических опытов. Иначе как объяснить тот противоречивый культурный пласт, сравнимый по своей мощи и размерам разве что с самим Петербургом, сформировавшийся в этих странных широтах? Бурлящая смесь яростного декаданса и прогрессивного искусства, которое положило начало многим фундаментальным мировым течениям…Невероятный по своему многообразию и воздействию на мировую культуру пантеон великих писателей, композиторов, художников и поэтов — Карамзин, Жуковский, «Могучая кучка», Стравинский, Гоголь, Пушкин и Достоевский, Ахматова, Блок и Бродский — здешний человеческий перегной дал умопомрачительные всходы, которые определили мировую историю искусства на многие годы…
Читать дальше