Анатолий Гуницкий - Рассказы о Сашке

Подводя незначительную – небольшую – маленькую – не толстую – и не жирную, и даже почти что итоговую финальную чёрточку под размышлениями о лицах человечьих, погружаемся мы, проседаем, проваливаемся – с хлипом, с грохотом, со скрипом, с треском и даже с чавканьем некоторым в итоговый вывод: большинство лиц почти извечно пребывают в непроснувшемся состоянии. И поэтому лица и у Володи, и у Татьяны-Марины-молчальницы, и у Дельфии, и у Петра Семёновича-Сергеевича, и у экстра-генерала «Твою Мать», и у покойного дознавателя Якобсена, и у Романа коврового, и даже у Сашки, являлись непроснувшимися.

Вполне вероятно, что если бы Сашка не умер весной, в конце мая, то он бы мог внести в эти рассуждения некоторые частные коррективы: ему было бы, наверное, – вероятно – возможно, – очевидно, не так уж сложно прокомментировать, в какой же такой степени лица у леди Сильвии или у Прозерпины являлись непроснувшимися?

Быть может, вопрос о лице леди Сильвии, изящной и полуодетой, умеющей во время разговоров обходиться без слов, и в какой-то немалой очень даже мере безвозвратно сдвинутой – повёрнутой на Стране Грёз и на городе Бейстегуи, мог бы даже у светлого полушатена Сашки, с его плохо выбритой левой щекой, и с рыжими волосками на левой же щеке, и с иногда дерущимися между собой половинками лица, и с носом, отличавшимся кривоватой прямизной, вызвать некоторые мозговые затруднения.

Зато про Прозерпину он безусловно смог бы что-либо внятное рассказать. Наверняка.

Ведь Сашка, который умер совсем молодым, время от времени любовничал с Прозерпиной. Со сладких и глупых школьных лет это у них повелось. Поэтому уж он-то, с одной стороны, точно мог сказать, имелись ли у неё на лице ощутимые, буквальные, очевидные, заметные проявления помятости, отёчности, сбитости и кривизны.

Только едва ли и вряд ли у того же Сашки, со стороны nomber two, у полноправного и законного обладателя непроснувшегося лица, были реальные навыки оценивать другие – чужие – иные – прочие лица по наличию указанных выше признаков энд критериев.

А если всё-таки и были, и наличествовали они у него, такие навыки, или ежели Прозерпина Дедикова имела на лице своём эти воистину универсальные признаки-критерии, то ведь запросто могли они не присутствовать в своём корневом, классическом, правильном, строгом, типовом, стандартном, массово-традиционном варианте. Ведь категории помятости, отёчности, сбитости и кривизны, ни в коем случае не следует понимать – осмысливать – трактовать буквально и однозначно. Совсем это ни к чему. Совсем это сквозь варежки.

Однажды Володя, брат Сашки, который умер совсем молодым, поехал, якобы по неким делам, в большой северный город. Неких дел у него было не слишком много. Проходя бесцельно по Моховой, Володя решил выпить кофе. Он много и часто пил кофе, хотя и не любил его.

«В жизни часто приходится делать то, что не любишь», – думал Володя, прихлёбывая горячий кофе маленькими быстрыми обжигающими глотками.

За столиком напротив сидели студенты, они спорили, громко смеялись и тоже что-то пили. То, что они пили, не было похоже – не напоминало – не походило на кофе. Неожиданно раздался странный треск, будто бы наверху ломалась крыша. Треск нарастал и усиливался. Володя ещё раз зачем-то взял кофе.

– Это Голубь Крау прилетел, – сказал сидевший рядом с ним угрюмый мужчина средних лет с неявным выражением лица, – опять он наверху, на крыше резвится.

Мужчина пил пиво, а Володя, брат того самого Сашки, кофе.

– Чего же он хочет?

– Этого никто не знает, – последовал большой глоток, потом делатель глотка поморщился.

Похоже, он не очень любил пиво, хотя и пил его. Вот и ему приходилось делать то, что он не любил. Треск наверху продолжался. Студенты независимо смеялись и спорили о музыке Кнайфеля. Мужчина морщился и пил пиво.

– Говорят, что Голубь Крау в прошлой своей жизни жил именно в этом доме. Или в соседнем, – неприятным, скрипучим, сдавленным голосом сказал угрюмый мужчина с неявным выражением лица своего.

– Чего же он хочет? – вновь спросил Володя.

– Неизвестно. Похоже, он раньше в самом деле где-то здесь жил. Но с крышей ему всё равно не удастся справиться.

Володя не понимал, как, зачем и для чего Голубь Крау хочет справиться с крышей, но не стал спрашивать об этом угрюмого нелюбителя пива. Кофе он больше не хотел. Вскоре треск наверху прекратился.

Студенты продолжали спорить и громко смеяться. Володя вышел из кафе и взглянул наверх. На крыше никого не было, даже воробьев.