Александр Торин - Дурная компания

— Так, — я с трудом выдавил из себя окончание фразы, — одолели воспоминания.

— Какие?

— Ты знаешь, у нас в компании этот ресторан наверняка бы был назван «правильным». Ты знаешь, что такое правильные рубашки, брюки, носки, пояса, ботинки, магазины, города, рестораны и государства?

— Нет, при чем здесь рубашки? — она недоуменно взглянула на меня.

— У правильных рубашек сзади вешалочка и складочка, и горе тем, кто приходит в компанию без нее. У нас на входе стоит вице-президент и каждого входящего тщательно проверяет на предмет этой детали. Тех, кто пришел без складочки, отправляют чистить сортиры. А ресторан этот правильный, потому что официант похож на гориллу, но в то же время совершенно дресированный и очень вежливый. Иногда даже на человека становится похож и десерт предлагает, как в цирке… — Я понес какую-то бессвязную чушь, стараясь убежать от скрывающегося внутри холода.

Она весело засмеялась, впервые за все время, чуть наклонившись вперед и прикрыв губы ладонью.

— Все ты врешь, хочешь запутать меня. — Она испытующе взглянула мне в глаза. — О чем ты думал?

— Тебя не проведешь, — мне стало жутко и я понял, что врать ей не могу. — Я думал о тенях, которые приходят ночами в темноте. Знаешь, когда лежишь с открытыми глазами и призраки как черные бабочки роятся вокруг.

— Это мне очень хорошо знакомо… — Глаза ее погрустнели, и в уголках губ появилась горькая складка. — Ну что ты за человек такой? Мы с тобой какие-нибудь двадцать минут вместе, а кажется, что прошла целая вечность.

— Ты помнишь тогда, когда мы познакомились, нам в первый же вечер показалось, что мы знакомы уже много лет…

— Прекрасно помню. Ты перевернул мне всю душу, сумасшедший, негодяй! Скажи, ну быстро, не отпирайся, — глаза ее загорелись, и она нервным движением неожиданно крепко схватила меня за руку, — у тебя хоть раз потом что-нибудь подобное было? Отвечай! Я требую!

— Нет, никогда. — То, что она только что сказала, преследовало меня год за годом ночами, не давая спать, заставляя задыхаться, хватая воздух ртом, и я почувствовал, что комок снова поднимается изнутри и сдавливает горло, — Я люблю тебя.

— Запоздалое признание, — она усмехнулась той своей удивительной горькой и немного циничной улыбкой, которая всегда так волновала меня.

— Прости меня, — я взял ее за руку.

— Поздно. — Она бросила вилку. — Ужасно хочется курить. Эта ваша вермишель по-американски действительно жуткая гадость… Пойдем отсюда.

Мы вышли на улицу, и она жадно затянулась. Мы молчали. Высокие, освещенные солнцем пальмы медленно колыхались, цементные застекленные кубы немигающим взглядом смотрели на нас узкими глазницами одинаковых окон. Над самыми крышами домов с ревом заходили на посадку самолеты. У светофора, молчаливо подперев лицо кулаком, сидел на тротуаре пожилой негр в лохмотьях. Он думал о своем, уставившись в одну точку на сером асфальте и прислушиваясь к шороху проносящихся мимо шин.

От пейзажа веяло пустотой и потерянностью, словно не люди жили в этом городе, ставшем легендой и символом инженеров всего мира, а автоматы, механическими движениями совершавшие свои жизненные функции в перерывах между работой в одинаковых освещенных ровным светом и кондиционированных помещениях, заполненных тускло светящимися экранами. Они поднимали глаза, вращая механическими шарнирами шеи, скрипя поднимались, съедали зеленоватую массу, безжизненно улыбаясь, и снова возвращались в свои здания. Здания… Я совершенно забыл про Пусика, о том, что меня искал Андрей, и внутренне сжался, представив себе предстоящий скандал, холодные и издевательские глаза Бориса, фыркающего от возмущения Андрея и злющего, с белым от ярости лицом Леонида.

«Мне нужно срочно бежать на стенд, меня могут искать,» — с холодком внутри хотел крикнуть я, но не смог. Я смотрел на ее замкнувшееся лицо, длинные ресницы, губы, нервными движениями выпускающие дым.

— Я люблю тебя, — я обнял ее за плечи и поцеловал. Она замерла от неожиданности. Ее сухие, немного обветренные губы были чужими и безжизненными.

— Не надо, — она снова затянулась сигаретой, — нам еще только не хватало мелодраматических сцен.

— Я люблю тебя, — я посмотрел ей в глаза и увидел, что ее зрачки расширились.

— Я не могу… — Она остановилась. — Чего ты хочешь?

Не знаю. Просто…

— Ты… — Она задохнулась. — Когда ты ушел, я помню эти длинные дни, ночи. Вечера, одна в тишине, так что барабанные перепонки могут разорваться.