— Девочка, — я прикоснулся к ее щеке, — я просто хочу еще немного посмотреть на тебя после всех этих лет. Я ужасно по тебе соскучился.
— Ты хотя бы понимаешь, что теперь все кончено? Все, что бы ты ни делал и ни говорил. Ты можешь понять, что ничего уже не вернуть, как не вернуть мертвого из могилы, как бы ты ни любил его? — Она махнула рукой и отвернулась.
Ее слова резали сердце, я понимал, что она права, но дремавшее внутри чувство уже вернулось и вспыхнуло как костер, политый керосином. Я хотел быть с ней каждую секунду, держать ее руку и разговаривать, и слышать только этот хрипловатый голос, и целовать эти губы.
— К твоему сведению, я сегодня вечером улетаю…— голос ее упал. — Мы с мужем едем отдыхать в Венецию.
— Нет! Останься хотя бы еще на день!
— Поздно, дорогой. Я уже несколько дней здесь. И потом меня ждут…
— Если бы я только знал! Не уезжай! Я не могу без тебя. — Я понимал, что это звучит глупо.
— И что дальше? Ты, может быть, уйдешь от семьи, от своего ребенка? Поздно… — Она снова закурила.
— Не кури так много, ты отравишь себя!
— Обычно я курю меньше.
— Я не знаю, как дальше жить.
— Это пройдет. И жить ты сможешь, как и раньше…. Мог ведь все эти годы и ничего, даже посвежел. Лучше проводи меня, — она поежилась. — Прошлого не вернешь. Расскажи мне о себе.
— Да и рассказывать особенно нечего. Рубашка у меня правильная, со складочкой, чтобы не выделяться. Работаю, преодолевая отвращение, неинтересно… Зарабатываю деньги, чтобы прокормить семью. Продаю душу дьяволу, вернее дьяволам. Их у нас много, некоторые злые, некоторые глуповатые, есть сволочные, даже сумасшедшие. Изучаю жизнь в аду, анализирую…
— Не смей, — она поморщилась, — это плохо кончится, я же тебя знаю. Ты или запьешь от тоски или просто заболеешь и выйдешь из игры. Неужели тебе некуда уйти?
— Вид на жительство, не забывай… Да нет, уйти, может быть, и можно, но некуда. В общем-то всюду примерно одно и то же…
Мы зашли в холл гостиницы, с пола до потолка уставленный зеркалами. Наши фигуры шли сбоку, отражались в потолке и мелькали где-то впереди.
— Посмотри, — я показал ей на зеркальные стены. — Вот если бы можно было так раздвоиться, как в этих зеркалах. Тогда один вернулся бы вечером домой и выпил рюмку водки, другая села бы на самолет и улетела в Париж. А нашим отражениям можно было бы взяться за руки и раствориться в пространстве.
— За свои ошибки нужно уметь расплачиваться, милый. — Она время от времени испуганно посматривала на меня.
Мы зашли в лифт и впервые остались наедине. Она закрыла глаза и уронила голову мне на грудь. В тускло освещенном коридоре пахло химией и одинаковые ряды дверей с золотыми номерами тянулись вдаль. Она открыла одну из них. Щелкнул электронный замок, и я увидел стерильный номер с эстампами на стенах и хрустальной пепельницей на столе.
— Нравится? — Голос ее дрогнул. Она указала на картинку, изображающую стилизованную вазу с цветами, бросила на стол какие-то бумажки, которые держала в руке, и подошла к окну. За занавеской шумела улица, по ней катились полированные автомобили, в которых сидели одинаковые люди в белых рубашках с цветными галстуками. Рука ее схватила край занавеси и судорожно скомкала ее. Я подошел ближе. С ее длинных ресниц скатывались слезы и беззвучно текли вниз по щекам.
— Не надо, я тебя прошу… — я обнял ее.
— Представь себе эту пустоту… — Ее голос дрожал. — Я сяду в самолет, внизу огромный океан, я прилечу домой, он меня встретит, я соберу бессмысленные чемоданы, и мы поедем по аккуратным сельским дорогам мимо полей и вылизанных домиков, заросших цветами…
— Не надо, прошу тебя. — Я начал гладить ее волосы, — мне надо было сразу же убежать от тебя. Подумай обо всем плохом, что я сделал тебе. К тому же я устал, ношу строгие темные носки и темно-синие брюки, пью водку, курю, вечерами напиваюсь крепкого кофе, ночью храплю, утром у меня совершенно помятый и обрюзгший вид.
— Идиот! — она вырвалась, и на лице ее появилась злость. — Неужели ты думаешь, что я простила тебя?
— Конечно нет, наоборот… Все, что ты тогда пережила, со временем пропало, ушло глубоко внутрь, а теперь медленно, как дрожжи, начинает вспухать и вылезать наружу.
— Ты дьявол… — Она отшатнулась. — Я сейчас думала об этом именно такими словами.
— Я чувствовал все, что происходит с тобой, хочешь я тебе расскажу? Холодные промозглые вечера, темные коридоры, отчаяние, ты смотрелась в зеркало… Помнишь эту тусклую лампочку в твоем коридоре? Напротив вешалки и старого зеркала.
Читать дальше