Шервуд Андерсон: Братья и смерть

— Нет, Тед, я бы на твоем месте этого не делал!

— Смотри, Тед, будь осторожен!

Тед иногда дрожал от ярости и бледнел, когда Дон, отец, мать — все приставали к нему таким образом. При этом было безразлично, что он затевал: пытался править одним из двух принадлежавших семье автомобилей, влезал на дерево в поисках птичьего гнезда, бегая с Мэри вперегонки. Вполне естественно, что мальчику, растущему на ферме, хотелось объездить жеребенка, взяться за него с самого начала, седлать его, укрощать, «Нет, Тед! Тебе нельзя». Он научился ругаться, перенимая бранные слова у рабочих на ферме, у мальчишек в сельской школе, «Черт подери! Вот дьявол!» говорил он Мэри. Одна Мэри понимала, что вызывало такие выходки, однако она не давала своим чувствам точного словесного определения. В них скрывалась одна из причин, которые делали ее взрослой, хотя она была еще совсем юной, и заставляли держаться в стороне от других членов семьи, наполняя своеобразной решимостью, «Я им не позволю!» Она ловила себя на том, что произносит мысленно эти слова: «Я им не позволю!»

«Если ему осталось жить всего несколько лет, они не смеют портить ему эти годы. Почему его непрестанно заставляют умирать, каждый раз наново, день за днем?» Ее мысли не выливались в столь определенную форму. Она просто негодовала на других. Она была как солдат, стоящий на страже при Теде.

Оба они все больше и больше отдалялись от семьи, замыкаясь в своем собственном мире, и только однажды чувства Мэрн прорвались наружу. Это вышло из-за матери.

Было начало лета, Тед и Мэри играли под дождем, на боковом крыльце, где вода потоком струилась из желобов. Возле угла крыльца образовался целый ручей; сначала Тед, а затем и Мэри перескакивали через него и возвращались на крыльцо насквозь промокшие — вода струями сбегала с их мокрых волос. В соприкосновении холодной воды с телом под одеждой было что-то необыкновенно приятное, и дети громко хохотали; в это время в дверях появилась мать. Она посмотрела на Теда. В ее голосе были страх и тревога.

— Ах, Тед, ты же знаешь, что тебе нельзя! Ну, нельзя!

И только. Все остальное подразумевалось. Мэри ничего не было сказано. Вот оно опять: «Ах, Тед, тебе нельзя! Тебе нельзя быстро бегать, нельзя лазить на деревья, нельзя ездить верхом. Ведь достаточно малейшего толчка…» Это была все та же старая песня, и Тед, разумеется, понял, Он побледнел и задрожал. Почему другие не могут понять, что так для него в тысячу раз хуже? В тот день он, не отвечая матери, сбежал с крыльца и помчался под дождем к сараям. Он хотел спрятаться, никого не видеть; Мэри знала, какое чувство он испытывал.

Она вдруг стала очень взрослой и очень злой. Мать и дочь стояли, глядя друг на друга, — женщина, приближавшаяся к пятидесяти годам, и четырнадцатилетняя девочка. Нужно было пойти на переворот всех семейных отношений. Мэри это сознавала, но сознавала также, что обязана что-то предпринять.

— Надо быть более чуткой, мама, — серьезно сказала Мэри; она тоже побледнела, губы ее дрожали. — Больше ты так не делай. Никогда так не делай!

— Чего не делать, детка? — в голосе матери слышались удивление и некоторое раздражение.

— Не надо все время напоминать ему об этом, — сказала Мэри.

Ей хотелось плакать, но она не заплакала.

Мать поняла. Прошла минута, полная напряжения, затем Мэри тоже ушла под дождем к сараям. Все это было не так уж ясно. Мать хотела накинуться на девочку, может быть даже хорошенько оттрепать ее за такую дерзость. Совсем еще девчонка, а уже что-то решает, осмеливается даже делать замечания собственной матери! Ведь тут был очень важный вопрос: не лучше ли было дать Теду умереть, быстро, неожиданно, чем все время напоминать ему о смерти, о постоянной угрозе смерти. В жизни существуют какие-то особые ценности, и намек на них прозвучал в словах девочки. «В чем ценность жизни? Правда ли, что смерть — это самое страшное?» Мать повернулась и молча вошла в дом, в то время как Мэри, дойдя до дворовых построек разыскала там Теда. Он стоял в пустой конюшне, спиной к стене, уставясь в пространство. Они не вступали в долгие объяснения.

— Ну? — сказал Тед, и Мэри отозвалась:

— Идем, Тед.

Надо было что-то выдумать, может быть даже более рискованное, чем игра под дождем. Дождь уже почти перестал.

— Давай снимем башмаки! — предложила Мэрм.

В числе прочих запретов Теду не позволяли ходить босиком. Они разулись и, оставив башмаки в конюшне, пошли во фруктовый сад. За садом протекал небольшой ручей, впадавший в реку; сейчас вода в нем сильно поднялась. Дети вошли в воду, и Мэри сразу же сбило с ног, так что Теду пришлось вытаскивать ее. Тогда Мэри заговорила.