Шервуд Андерсон: Возвращение

Восемнадцать лет. Ну что ж, теперь он вел прекрасную машину, очень дорогой родстер. [1] Двухместная машина с откидным верхом. Он был одет превосходно, этакий довольно плотный красивый мужчина, совсем еще не отяжелевший. Когда он из маленького городка на Среднем Западе уезжал в Нью-Йорк, ему было двадцать два года, а теперь, когда он возвращался, ему было уже сорок. Он ехал с Востока в свой городок и остановился позавтракать в другом городке, не доезжая десяти миль.

Покинув Кекстон после смерти матери, он время от времени писал друзьям на родину, но прошло несколько месяцев, и ответы стали приходить все реже и реже. И в этот день, сидя за завтраком в небольшой гостинице городка, находившегося в десяти милях к востоку от Кекстона, он внезапно подумал о том, зачем он едет туда, и ему стало стыдно. «Неужели я еду в свой родной город по той же причине, почему писал письма?» — спросил он себя. На мгновение ему показалось, что дальше ехать незачем. Еще есть время вернуться.

За окном на главной деловой улице городка взад и вперед двигались люди. Мягко пригревало солнце. Хотя он столько лет прожил в Нью-Йорке, в нем до сих пор где-то глубоко таилось страстное желание увидеть родные места. Вчера он целый день ехал по восточной части Огайо, часто пересекая ручьи, струившиеся по небольшим долинам, и глядя на белые домики фермеров в стороне от дороги и большие красные амбары.

Бузина вдоль изгородей была еще в цвету, мальчишки купались в речушке, пшеница была уже сжата, зато маис поднялся по плечо. Повсюду жужжание пчел, а в перелесках вдоль дороги — глубокая, таинственная тишина.

Теперь, однако, мысли его приняли другое направление. Ему опять стало немного стыдно. «Когда, я впервые уехал из Кекстона, я писал письма друзьям детства, но писал всегда о себе. Рассказав, как идут мои дела в Нью-Йорке, какие у меня новые друзья, какие планы на будущее, я обычно приписывал в самом конце письма нечто вроде маленькой анкеты: „Надеюсь, у вас все в порядке? Как дела?“ — или что-нибудь в этом роде».

Возвращавшемуся домой путнику (его звали Джон Холден) вдруг стало не по себе. Прошло восемнадцать лет, но ему показалось, что перед ним снова лежит одно из писем, написанных восемнадцать лет назад, когда он впервые попал в незнакомый восточный город. Брат его матери, преуспевающий архитектор в Нью-Йорке, много сделал для племянника; Джон побывал в театре и видел Мэнсфилда в роли Брута; как-то вечером он совершил с теткой поездку на пароходе вверх по реке до Олбени и видел на палубе двух очень красивых девушек.

И все прочее было, вероятно, в таком же стиле. Дядя предоставил ему редкую возможность, и он ею воспользовался. Со временем он также стал преуспевающим архитектором. В Нью-Йорке можно найти несколько больших зданий, два или три небоскреба, ряд огромных промышленных сооружений и множество красивых, дорогих особняков — все это плоды его творчества.

Подводя итоги, Джон Холден вынужден был признать, что дядя не питал к нему особенной любви. Просто случилось так, что у тети и дяди не было детей. Джон выполнял свою работу, в архитектурной мастерской добросовестно, тщательно и даже проявил недюжинные способности в области проектирования. Тете он нравился больше, чем дяде. Она всегда старалась думать о нем как о собственном сыне и обращалась с ним как с сыном. Иногда она даже называла его сыном. Раза два после смерти дяди у него мелькала мысль: тетя женщина добрая, но, может быть, ей хотелось бы, чтобы он, Джон Холден, не был таким уж паинькой, чтобы он хоть иногда немного побуйствовал. Никогда не совершал он поступков, за которые ей приходилось бы его прощать. Может быть, она жаждала даровать людям прощение.

Странно все это, а? Ну хорошо, а что прикажете делать? Живешь ведь на свете только раз. Надо же и о себе подумать.

Досадно, право! Джой Холден так рассчитывал на эту поездку в Кекстон, рассчитывал даже больше, тем сам сознавал: Был ясный летний день. Он проехал по горам Пенсильвании, через штат Нью-Йорк, по восточной части Огайо. Гертруда, его жена, умерла прошлым летом, а его единственный сын, мальчик двенадцати лет, был отправлен, на лето в детский лагерь в штате Вермонт.

Вдруг у него мелькнула мысль: «Я медленно проеду по родным местам, как бы вновь впивая их аромат. Мне нужен покой, время, чтобы подумать. Самое главное — это возобновить старые знакомства. Я остановлюсь в Кекстоне и пробуду, там несколько дней.