Шервуд Андерсон - Из ниоткуда в ничто

Ночь шла, и в саду становилось прохладно. Негр перестал петь. Уолтер Сейерс встал и направился по дорожке к дому, но не вошел. Вместо этого он вышел через калитку на дорогу и зашагал по улицам пригорода, пока не очутился среди полей. Луны не было, но звезды ярко сверкали. Некоторое время он быстро шел, оглядываясь, словно боясь, что его кто-то преследует, но, достигнув широкого, ровного луга, замедлил шаги. Он шел примерно час, затем остановился и сел на кочку, покрытую сухой травой. Он чувствовал, что по какой-то причине не может этой ночью вернуться в свой дом. Утром он поедет в контору и будет ждать, не появится ли Розалинда. А потом? Он не знал, что предпримет потом. «Придется что-нибудь выдумать. Утром придется позвонить Коре по телефону и придумать какую-нибудь глупую историю», думал он. Как нелепо, что он, взрослый человек, проведя ночь вне дома, в полях, будет вынужден давать объяснения. Эта мысль рассердила его, он встал и пошел дальше. Под звездами тихой ночи, среди широкой равнины раздражение вскоре улеглось, и он тихо запел; но песня, которую он пел, была не та, что он повторял вновь и вновь в ту, другую ночь, когда сидел с Розалиндой в автомобиле и к ним подошли коровы. То была песня, которую пел негр, речная песня молодых чернокожих воинов, которую рабство смягчило и окрасило печалью. В устах Уолтера Сейерса песня в значительной мере утратила свою печаль. Он пел почти весело, и в песне, слетавшей с его уст, звучали насмешка, вызов.

В конце короткой улицы, на которой жили в Уиллоу-Спрингсе Уэскотты, находилось маисовое поле. Когда Розалинда была ребенком, там тянулся луг, а за ним фруктовый сад.

Летними днями девочка часто уходила туда и сидела одна на берегу ручейка, убегавшего на восток, к Уиллоу-Крик, и по дороге вбиравшего в себя воду с фермерских полей. Ручей образовал небольшую впадину среди ровной местности; девочка сидела, прислонившись спиной к старой яблоне, и босыми ногами почти касалась воды. Мать не разрешала дочери бегать по улицам босиком, но, очутившись в саду, Розалинда снимала башмаки. При этом она испытывала приятное ощущение обнаженности.

Сквозь ветви над головой девочка видела огромное небо. Скопления белых облаков разделялись на части, а затем снова сливались. Солнце скрывалось за облачной массой, а серые тени медленно скользили по поверхности дальних полей. Мир, окружавший детство Розалинды, — семья Уэскоттов, Мелвил Стонер, сидевший у себя в доме, крики других детей, живших на той же улице, вся знакомая ей жизнь отступали куда-то далеко. Находиться здесь, в этом тихом месте, было все равно, что лежать без сна вечером в постели, но чем-то даже приятней и лучше. Здесь не было надоедливых домашних звуков, и воздух, которым она дышала, был чище. Девочка придумала себе развлечение. Все яблони в саду были старые, искривленные, и она каждому дереву дала имя. Одна из фантазий немного пугала ее, но вместе с тем приводила в восхищение. Маленькая Розалинда воображала, что ночью, когда она ложилась в постель и засыпала и когда засыпал весь городок Уиллоу-Спрингс, деревья выходили из земли и прогуливались. Трава под деревьями, кусты, росшие у изгороди, — все выходили из земли и бешено носились туда и сюда в дикой пляске. Старые деревья, подобно почтенным старцам, сдвинув головы, мирно беседовали. Во время беседы их тела слегка качались — вперед, назад, вперед, назад. Кусты и полевые цветы вели огромные хороводы среди мелких былинок. Былинки скакали вверх и вниз.

Иногда, сидя здесь теплым, ясным днем и прислонившись к дереву, девочка Розалинда играла в танцующую жизнь до тех пор, пока ей не становилось страшно и не приходилось прекращать игру. Поблизости в полях люди занимались прополкой маиса. Лошади грудью и широкими мощными плечами раздвигали молодые стебли, издававшие тихий шелестящий звук. Время от времени мужской голос повышался до крика: «А, это ты, Джо! Заезжай оттуда, Фрэнк!» У вдовы — владелицы кур — была лохматая собачонка, которая иногда без всякой видимой причины разражалась судорожным лаем. Розалинда выключала все звуки. Она закрывала глаза и изо всех сил старалась перенестись за черту человеческих звуков. Через некоторое время ее желание осуществлялось. До нее доходили лишь тихие, нежные звуки, напоминавшие далекий шепот. Тут все и начиналось. С каким-то потрескиванием деревья выходили из земли и останавливались на поверхности. Величественной поступью шли они друг другу навстречу. Вот понеслись в исступленной пляске сумасшедшие кусты и цветы, вот запрыгали веселые былинки. Розалинда не могла долго оставаться в своем фантастическом мире. В нем было слишком много безумия, слишком много веселья. Она открывала глаза и вскакивала на ноги. Все было по-старому. Деревья прочно стояли, глубоко уйдя корнями в землю, цветы и кусты вернулись на свои места у изгороди, былинки сонно прижимались к земле. Девочка сознавала, что ее отец, мать, брат, все, кого она знала, не одобрили бы того, что она уходила в свой особый мир. Мир танцующей жизни был прекрасный, но злой мир. Она это понимала. Иногда она сама становилась немного безумной, и тогда ее стегали или бранили. Безумный мир ее фантазии надо было выбросить из головы. Он ее немного пугал. Однажды она даже заплакала и в слезах подошла к изгороди. Мужчина, занятый прополкой маиса, приблизился и остановил лошадей.