Денис Гуцко - Большие и маленькие

Посидели немного в тесной комнате с очень высоким, почти до потолка, окном. Насупленная, похожая на Риту, девушка быстро-быстро настукивала по клавиатуре.

Открылась дверь, сказали: «Входите». Мама вцепилась в Настину руку, и они вошли.

Настю усадили на стул посреди большой комнаты. Рядом села мама. Мама нервничала. За столом сидели ещё несколько насупленных женщин и двое таких же мужчин. Читали какие-то бумаги, передавали друг другу, о чём-то переговаривались.

В углу стоял горшок с фикусом, как в школьном буфете. Между фикусом и окном – золотистый оленёнок на обрубке белой колонны. С лопоухими ушами и растопыренными ноздрями. И длинными растопыренными ногами.

Одна из женщин вышла из-за стола, прихватив с собой стул. Подошла к Насте. И вдруг улыбнулась красиво, как в кино. Поставила рядом с Настей стул, села.

– Настюша, – сказала женщина ласково. – Ты в свою школу больше не пойдёшь. Там тебе трудно, правда? Давай мы тебя отправим в другую школу. У тебя там даже будет комната, вместе с другими девочками. А главное, там будут дети такие, как ты.

Настя подняла глаза на улыбающуюся женщину. Смотрела заворожено, повторяла про себя: «Такие, как я». Чуть не разревелась. Мама бросилась перед всеми за что-то извиняться, потом погладила Настю по плечу. Они посидели ещё немного и ушли.

Новая школа оказалась за городом, называлась «интернат». Настя переехала туда жить.

Вдоль забора было много сугробов, которые делал дворник огромной, необычайно широкой лопатой. По двору бегал чёрно-белый пёс по имени Жук и так молотил хвостом, когда подходил к детям, что чуть не складывался пополам. Когда дворник уходил со двора, Жук пробегал вдоль сугробов и возле каждого задирал лапу, так что скоро все они были помечены его жёлтыми закорючками.

Комната, в которую поселили Настю, была оклеена обоями с Чебурашками и Винни Пухами. Крокодила Гены, Шапокляк и Пятачка на обоях почему-то не было. Насте выделили собственную тумбочку для зубной щётки и тетрадей.

В комнате жили ещё Аня, Катя и Валя. У Ани папа сидел в тюрьме, у Вали родители куда-то пропали, осталась только бабушка. Катя про своих родителей не рассказывала и со всеми ругалась. Или плакала. С Катей Настя решила не разговаривать, на её вопросы отвечала только «да» или «нет» – а если та спрашивала такое, на что нельзя ответить ни «да» ни «нет», молча пожимала плечами. Катя называла Настю балдой, зато не лезла ругаться.

На уроках легче не стало. Наоборот. Учительниц теперь было две: одна учила читать и писать, другая считать и рисовать. Приставали они к Насте на каждом уроке – и не оставляли в покое, пока она не ответит на их вопрос. Если отвечала неправильно, в конце урока её спрашивали снова. Настя стала прислушиваться к тому, что отвечают те, кого дважды за урок не вызывают. Так она научилась запоминать правильные ответы.

Многих детей на выходные забирали домой. Настю мама тоже сначала забирала. Дома ей приходилось спать на старой скрипучей раскладушке, в комнате с Аллой – там, где до этого стояла кровать Риты. Кровать была старая и сломанная, теперь её выбросили, а Рита заняла Настино место возле мамы на диване. Когда Настя ворочалась, раскладушка громко скрипела. Алла от этого просыпалась, охала и велела Насте не вертеться.

Когда ударили морозы, мама перестала приезжать по субботам в интернат. Однажды Настю позвали в учительскую к телефону. Звонила мама, сказала:

– Слушай, не могу приехать. Транспорт не ходит почти. Катастрофа. Я, блин, болеть начинаю. Куда тебя? Заразишься ещё, не дай бог.

И до весны Настя из интерната не уезжала.

Воспитатели, те, что оставались с ними после занятий, были все разные. Но все – не злые. Татьяна Дмитриевна любила поговорить. Расспрашивала, как у них дела с уроками, кто чем дома занимается. С Настей она тоже заговаривала, и Насте это было очень приятно. На вопросы Татьяны Дмитриевны Настя всегда отвечала. Но, когда пыталась сама завязать разговор, почему-то робела и сбивалась. Татьяна Дмитриевна говорила тогда:

– Ничего, потом расскажешь.

Их водили гулять в сосны. Показывали мультфильмы. И по утрам не нужно было вставать так рано, как в садик или в школу. Настя научилась просыпаться сама, раньше побудки. Ей нравилось умываться спокойно, когда вокруг не толкутся другие дети и никто не подгоняет.

Из окна умывальной комнаты открывался вид на дорогу, которая вела к городу. Настя стояла и смотрела на деревья, на проезжающие машины, на вспаханную землю, посыпанную снегом. На то, как от милицейской будки тянется ниточкой пар. Как за заправкой курит и пьёт кофе заправщик. Чернели вороны, стриженные кусты были похожи на высохшие кисточки, когда их раздают перед уроком изо. Было отчего-то горько возле этого окна, но и уходить не хотелось.