Грим - Приключения в приличном обществе

- Лично я, так не верю, что можно достичь результата в этой позиции, - сказал человек с аневризмой, Крылов.

- Пока дураки думают, умные действуют, - поддержал его некто Кравчук.

- К чертям компромиссы!

- Что ж, кто хотел, тот со всей откровенностью высказался, - подвел Маргулис итог. - И мы вновь убедились, что эти брехуны и штрейкбрехеры в решающий момент нас подведут. Наибольший из меньшевиков не стоит нашего наименьшего.

Воздух вновь завибрировал. Однако буза не достигли того накала, что в предыдущий раз. Меньшевики в количестве шести человек организованно покинули зал, выкрикивая оскорбления в адрес оставшихся и примкнувших к большевикам товарищей. Их предложили догнать и избить, но Маргулис не позволил.

- Я думаю, - сказал он, обращаясь к оставшимся меньшевикам, - что наши интеллекты не так уж разнятся, чтобы допускать слишком большой разброс мнений. Ибо в создавшейся ситуации двух мнений об одном быть не может.

После этого провели кое-какие назначения. Так, правое крыло партии предложили возглавить мне. Я не очень себе представлял, что буду делать с этим крылом, и отказался, но мне объяснили, что здесь требуется сила ума, сила воли и сила духа, и что, мол, именно я и есть совокупность этих трех сил. На левое крыло кандидатур не нашлось, и должность пока оставалась вакантной.

Наряду с партийными назначениями были проведены и правительственные. Мне опять предложили занять пост - председателя ВЩК.

- Что такое ВЩК? - полюбопытствовал я.

- Комиссия по щекотливым вопросам, - ответили мне.

- Наверное, КЩВ? - Мне показалось, что так будет правильней, но, немного подумав, я согласился, что ВЩК звучит убедительней.

От комиссии я решительно отказался, предложив на эту должность Птицына. Тот согласился незамедлительно.

Некто Дроцкий возглавил армию. Кстати, в пику любителям аналогий, на исторического Троцкого он был решительно не похож. Невысокий, в возрасте, с соответствующей возрасту лысиной на темени, но - гений от инфантерии, страстный стратег.

Направление главного удара, а так же вопросы внешней политики и внутреннего спокойствия решили обсудить позже и в узком кругу. Маргулис предупредил, что кровавых столкновений, видимо, не избежать, и предложил потихоньку вооружаться, кто чем. Мы, как люди чуткие и отзывчивые на подобные предложения, с этим согласились все.

Разговоры приняли местный характер.

- Петруха, а ты Ленина видел?

- Видел, на памятнике.

- С бородкой?

- С пенисом!

- Дурак.

- Членин, чур, буду я.

- А я буду Всталин рядом с тобой.

- Птицын, гляди-ка - авторитет!

- Это он здесь авторитет. А представь его на очке, красного от натуги.

- А я сочувствую красным. А вы каким?

- Невысоким.

- Херенский? Это какой?

- Невысокий. Тот, что в Финляндию пытался бежать, переодевшись в женщину. Его еще изловила и изнасиловала матросня.

- Это ж как они?

- Обознались. Неразбериха в стране была.

- Максимум конспирации. Минимум контактов друг с другом, - говорил Маргулис перед тем, как всем окончательно разойтись. - И никакой самодеятельности. Будет всеобщий клич.

Я спросил его, когда мы остались одни, каково соотношение сил между нами и белыми?

- Белых около шестидесяти, но они разобщены и подавлены невысокой зарплатой. Нас же 338 - маленькая, но семья.

Я удивился: откуда взялось такое количество? С воли притока свежих сил не было. Изнутри взяться им было не из чего. Возможно, я что-то напутал с цифрами? Я спросил:

- Согласно списку нас 164. Где же все прочие?

- Прячутся.

Поистине безразмерен сей дом. Придется мириться с этим фактом из более трехсот человек, вот и всё.

Перед сном я спустился в парк, подышать, поразмыслить о грядущих событиях. Парк был пустынен, лишь Безголовый выгуливал свою голову, держась вблизи освещения. В окне главврача горел свет. На желтой шторе замер его силуэт. Что-то он думал, на ночь глядя, про нас?

Почувствовав внутренний толчок, обычно предшествующий интенсивной работе мысли, я быстро поднялся к себе, откинул одеяло, расправил простыню, но вместо того, чтоб с головой погрузиться в творчество, почему-то уснул.

Привиделось мне, что девушке Верочке, уснувшей навзничь после ночи любви, снился под утро странный сон.

В начале сна было слово, которое ей никак не удавалось опознать, что-то общеизвестное, знакомое до оскомины, заключенное в зеленую оболочку, с чем ассоциировался логотип на макбуке, усатый узбек, Ева, сад, Исаак Ньютон, облако - яблоко! - и едва это слово всплыло, обрело свою плоть, Вере захотелось от него вкусить.