Там под предводительством шевалье суетились рабочие и лакеи, нанятые на этот вечер в каком-то бюро услуг, двигали мебель, драили зеркала, завозили напитки и угощенье. Позже прибыл дворянский оркестр. Все эти звуки внизу, особенно струнные взвизги, досаждали чрезвычайно, а один раз полосонуло так, что волосы встали дыбом, а палец конвульсивно забарабанил по букве Щ, редкой в употреблении. 'Скрипка', - немного нервно подумал я. Музыка была признана мной врагом номер один, одновременно являясь величайшей страстью графини наряду с командором и невротической преданностью сословью.
За полчаса до прибытия первых гостей графиня вошла в кабинет и внесла командорский фрак.
- Мы теперь одна фракция, - сказала она. - Так что фрак вам просто необходим.
И оставила меня одного - одеваться.
Через четверть часа я спустился вниз.
Один угол Акустического зала заняли музыканты - камерный квартет, обыкновенно входивший в состав оркестра Галицкого. Этот аристократический оркестр был единственный в городе, по мере надобности перестраиваясь и выделяя из своего состава тот или иной бэнд.
- Сегодня у нас Страдивари, - сказала графиня. - Немного Моцарта. Потом Девятый квартет Бетховена до-мажор. Потом танцы. Дайте нам, Василий, шампанского, а то что-то наш маркиз очень скучный стал.
Незнакомый Василий, в белых перчатках и сам весь в белом, подал небольшой поднос, на котором умещалось как раз два бокала богемского хрусталя, один из которых, шипя шампанским, оказался в моей руке.
Я знаток и любитель алкоголя посредственный, но напиток произвел ожидаемое графиней действие, и все это время, пока не началась музыка, я был радостно возбужден.
- Баронесса Борисова! - объявил шевалье прибытие первой гостьи.
Я осушил и графинин бокал, который она мне сунула, рванувшись к двери.
Баронесса оказалась невысокого роста брюнеткой лет двадцати пяти, очень хорошенькой, особенно если хорошенько хлебнуть. С ней явился суховатый мужчина, который был мне представлен как ее барон. Удивительно было не то, что при баронессе был ее мужчина, а то, что почему-то о нем Шуваловым не было заявлено.
- Моё почтение, баронесса, - галантно расшаркался я, целуя руку маленькой женщине. - Очень приятно, барон, - сухую баронову руку жмя.
Рядом с супругой барон казался очень высоким (почему-то эта проблема: высок - не высок тот или иной гость, в тот вечер занимала меня), однако, отдалившись от нее хотя бы на метр, выглядел даже меньше, чем все.
- Я у себя дома тоже держу салон, - сказала маленькая баронесса. - Вы тоже должны непременно бывать.
- Светка у меня светская, - подтвердил барон. - Вы по части роббера как? Составим позднее партейку?
- Хоть бы сразу не начинал, - упрекнула его супруга.
Один за другим явились: Галицкий, отделавшийся по обычаю общим сухим поклоном, сразу взявший в свои руки квартет; разумеется, Утятин с супругой и старшей дочерью, которую только начали выводить в свет; виконт де Лилль с какими-то шлюхами; князья С., Мышатов и Мышкин; Гагарин, граф, тоже с дочерью, одновременно являвшейся снохой Мышатова (сам младший Мышатов за полгода до этого взял да погиб); некто пани Сикорская, которая, как мне сказали, будет петь.
Все расцеловывались с графиней, да и со мной были любезны, за исключением княжны Долгорукой, пожалуй, которая была со мной в контрах. Дело в том, что мне ее когда-то представил грассирующий граф Гагарин, и я долгое время считал е Долгоухой.
Всех моих старых и новых знакомых собралось ровно сорок четыре человека. Последним явился еще один джентльмен, который сказал, что представится позже.
Начали музицировать.
Перед музыкой всех обнесли шампанским, кроме того, ходили две-три хорошенькие девушки в белых передничках, с кармашками, полными конфет - со шпанскими мушками, шутили гости, лукаво поглядывая на меня, но угощались. Я тоже съел одну или две. Они были горьковаты на вкус, но мне понравились, и я съел еще четыре, так как был немного голоден.
Не знаю, шампанское ли было тому виной, или конфеты с мушками имели некий эротический привкус, но мое постоянное, более или менее ровное, а вернее - равновозрастающее влечение к графине вдруг получило внезапный и неуместный всплеск. Единственный моей мыслью было, господа, как бы ей, простите, впердолить, и это окончательно убило вечер, и без того испорченный музыкой.
Я сделался вдруг угрюм, необщителен, и даже с дамами, хотя какая, казалось бы, у них между ног разница. Тем более, что и я, как человек для них новый, возбуждал в них любопытство эротического характера.
Читать дальше