Грим - Приключения в приличном обществе

- Свиней он разводить будет. Я б давно его мудрой мордой о стол, да повода не было. Эрос, этос. Куча дерьма.

- Куча чего?

Никанор подмигивал и делал мне знаки: пора.

Мне еще раз довелось наблюдать, как происходит превращение Сидорова в Сердюка. Глаза из бледно-голубых стали свинцово-серыми, заблистали тускло, нос заострился, сделался похожим на клюв. Заиграли желваки, нижняя челюсть подалась вперед. Этим выкриком - куча чего? - превращение и завершилось, заняв собой едва ль с полминуты. Он выбросил вперед руку, но, до Иванова не дотянувшись, плюнул ему в плечо.

Графине очень хотелось остаться и посмотреть, чем закончится ссора. Да и мне б не мешало проституток увидеть и вам описать. Но время неумолимо приближалось к пяти, пора уже было прощаться.

Я встал. Помог и графине подняться. Встал и Маргулис.

- Итак, уважаемые сотрапезники, - возгласил он, - собутыльники, сотрезвенники - маркиз, как видите, покидает нас.

Иванов тем временем, перегнувшись через стол, достал до Сердюка и ударил его в лицо шницелем. Сердюк в ответ лягнул его бараньей ногой.

В сковороде под слоем омлета я обнаружил хорошо прожаренный нож. И хоть лезвие его после термообработки истончилось и гнулось в дугу, я решил прихватить его с собой. Могут всякие ситуации возникнуть на нашем пути, пока доберешься до пистолета.

- Как уходит? А как же мы? Знамя?

Мне б хотелось утешить этих бедолаг, но чем?

- Маркиз сделал свое дело, маркиз может уходить, - сказал Маргулис. - Он и на воле себе место найдет, получив столь высокое воспитание. Вот, у нас Герц теперь есть - как заявка на герцога. - Потом добавил вполголоса. - Честно говоря, из вас такое же знамя, маркиз, как из гондона понтон. Да и не было у де Сада никакой бороды. И маркизом он был из учтивости. Зажился ты у нас. Да и вообще зажился. Ко всем чертям на все четыре. Вали.

- Счастливо оставаться в дураках, - тоже вполголоса сказал я.

- Лучше князем в дураках, чем дураком в маркизах. Так ты скажешь мне на прощанье, где досье?

- Я позвоню, - сказал я.

- Я бы принял твой звонок, да телефон не работает. Ветер порывистый порвал провода.

- В дупле, - сказал я после некоторой заминки. У меня было опасение, что, узнав местоположение документов, он меня отсюда не выпустит. Но он в ответ на это только кивнул, приняв сообщение к сведению. А на прощанье сказал:

- Все-таки мне сдается, что триллер - это нечто вроде трилогии. Так что в третьей части мы должны свидеться. Будет третья часть?

- Не могу обещать, - сказал я.

Я последний раз оглядел сотрапезников. Поблагодарил за воспитание. Сделал общий поклон. Пожелал им успехов в борьбе и всего доброго.

- И вам всего доброго, маркиз. Мы с вами в мыслях.

- Пишите мемуары.

- Берегите ее. Счастья вам с этой женщиной.

Я с удовольствием бы последовал последнему пожеланию, если б не знал, что счастье не так дешево.

- А может, и мне на часок с ними? А то два уже года не был в общественных местах.

- Сейчас не время по общественным местам распылять наши силы.

- Только по проституткам пройдусь и всё.

- Проститутки скоро сами здесь будут.

- Ставлю свой глаз и ребро против вашего зуба на Сердюка.

Сердюк, вернувшийся к бараньей ноге, ловко ею избивал Иванова.

- Вы заказали для вас самолет?

- Нет, он сам оказался самолетом, - сказал Маргулис. - И не забудь свои пописки, эротоплан.

И отвернул лицо. Так холодно и даже враждебно состоялось наше прощанье. Больше лица его я не видел.

Мы с графиней - я впереди, почти волоча ее за руку - спешным шагом прошли коридорами и поднялись ко мне. Все мои вещи - впрочем, какие вещи? - записки из психушки, восемнадцать простыней, исписанных с обеих сторон, а так же то, что удалось соскоблить со стен - были мной заблаговременно увязаны в узел. Так что мне только оставалось бросить на покидаемый нумер прощальный взгляд. Окно с видом на стену; тумбочка, стул, кровать - скрипучие скрижали, принявшие на себя основной натиск моих творческих вечеров и ночей. Да простят меня те, кого не успел описать. И уж если содержит этот текст кое-где неумышленный вымысел, то тоже прошу не судить строго.

Мы поднялись еще этажом выше, на площадку, где, если помните, находилась - как бы это поромантичней выразиться - калитка? - замаскированная под чердачный люк, за которой открывался взорам наш благословенный Сад.

Графиня запыхалась. Щеки ее пылали. Локон выбился из-под шляпки, щекоча щеку. Хорошо хоть вопросов не задавала, ибо как мне на них ответить? Что? Эта несуразная затея с Кузьмой мне все более казалась в лучшем случае розыгрышем, если не бредом тяжелобольного накануне комы, предпоследним словесным проблеском, за которым - длительная и тягостная немота.