Алексей Каплер - «Я» и «МЫ». Взлеты и падения рыцаря искусства

С полковником прибыла свита: майор Тугаринов – начальник оперчекистского отдела, красивый веселый малый – плановик Богданов, первый зам. Дальцева – подполковник Баранов с толстым подрагивающим животом, с тремя жирными красными складками на шее и тремя под подбородком.

Надзиратели носились от барака к бараку, кричали, наводили панику на заключенных.

Первая смена уже вернулась с работы, поела и отдыхала. Людей поднимали с нар, приказывали заправить постели, выстроиться в проходе и ждать.

Дальцев снял пробу на кухне, где готовился обед для второй смены, обошел несколько бараков, изредка останавливаясь и задавая заключенным вопросы о питании, о быте.

Из последнего барака полковник выходил с каким-то смутным чувством беспокойства. Он остановился в дверях, проверяя себя, стараясь понять, что его встревожило.

Ну, конечно, этот старик… какая-то чувствуется в нем независимость, что ли…

К удивлению свиты, полковник остановился и вернулся в барак.

– Внимание! – закричал диким голосом распорядительный дневальный.

И люди, которые успели рассыпаться по своим нарам, снова построились.

Полковник медленно шел между рядами заключенных. Проплывали лица, хотя и сохранившие каждое свою индивидуальность, но вместе с тем ставшие похожими друг на друга землистостью и еще тем трудно определимым выражением, что накладывалось годами тюрьмы и лагерей.

Полковник остановился перед Николаем Дмитриевичем.

Потрепанная телогрейка, старые лагерные брюки, подвязанные у щиколоток, нелепые резиновые чуни на ногах. И достоинство, человеческое достоинство в том, как стоит, как держит голову, как смотрит на высокое начальство.

– Николай Дмитриевич?

– Да.

– Давно здесь?

– Шесть лет.

– На общих?

– Да.

Полковник постоял молча, повернулся и вышел из барака.

На следующий день конвойный провел Ахметова через город к зданию управления.

Никто не оглядывался на заключенного с номером «Р-581» на спине. Заключенные были частью городского пейзажа. По утрам их вели большими группами на шахты, на стройки, в учреждения.

Секретарь полковника указал конвойному на стул у двери, а Ахметова пропустил в кабинет.

Дальцев встал из-за стола, вышел навстречу и протянул руку:

– Здравствуйте, Николай Дмитриевич. Как же я не знал, что вы здесь…

Он усадил Ахметова на диван.

– Почему не дали мне знать о себе?

Ахметов пожал плечами.

Закурили.

– Да, не думал… – произнес Дальцев, – не думал…

Зазвонил телефон. Полковник открыл дверь в секретарскую.

– Переключите аппарат. Меня нет.

Он вернулся к Ахметову и сказал:

– Закрыл душу на все пуговицы. Работаю. Хотел дело ваше посмотреть, да раздумал. Какой смысл? Как Нина Александровна?

Ахметов рассказал то, что знал о семье.

Полковник внимательно слушал.

Двадцать лет тому назад, окончив Киевский политехнический институт, Дальцев получил направление на строительство Днепрогэса. Прямым его начальником оказался Николай Дмитриевич, Ахметов. С годами вокруг Ахметова сколачивался коллектив инженеров, которые переходили вместе с ним с одного строительства на другое. Одним из них стал Дальцев. Молодежь во всем брала пример с Ахметова – безгранично уважала его за инженерный талант, за ум, за сердечность.

Последние годы перед арестом Ахметова Дальцев с ним не работал, потому что женился на девчонке, которая училась в Московском юридическом институте, и осел в Москве.

Теперь эта девчонка была угловатой, некрасивой женщиной, постоянно курящей толстые папиросы, имела звание «советник юстиции третьего класса» и занимала у Дальцева в комбинате должность заместителя прокурора.

Ахметов очень скупо отвечал на вопросы – боялся сочувствия, не желал сочувствия.

А Дальцев слушал и курил, слушал и курил. Принесли крепкий чай с лимоном и сухариками.

Ахметов отпивал его изредка маленькими глотками, не торопясь, не желая показать, какое это для него наслаждение.

– Что же, Николай Дмитриевич, – сказал Дальцев, – надо браться за дело. Хочу вам предложить – шахту 11–12. Крупнейшая наша стройка. Шахта – миллионер. Возьмите.

– В каком смысле?

– В обыкновенном, начальником строительства, конечно.

Ахметов отставил стакан, помолчал.

– Ну, так как?

Длинными, сухими пальцами Ахметов повертел стакан в подстаканнике.

– Нет, – сказал он, – не смогу. Я ведь не кукла.

– Сможете.

– Неужели вы думаете, что я еще способен работать? Головой работать?