Алексей Каплер: Сентиментальная история

Aлексей Яковлевич Каплер

СЕНТИМЕНТАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ

Думаю, тот, кто не видел своими глазами наш город в гражданскую войну или в первые мирные годы после нее, и не может представить себе многослойную и многосложную его жизнь в те времена.

Новое и старое, доброе и злое, друзья и враги, идейные революционеры и примазавшиеся к революции темные личности, бежавшие на юг из Питера и Москвы в надежде попасть отсюда за границу деятели царского режима и Временного правительства, рабочие заводов и железнодорожники с окраины, буржуазия и помещики, спекулянты и неизвестно от чего бегущие литераторы и актеры, проститутки в величайшем множестве, и среди них ярко крашенная, видавшая многие виды, хриплая мадам Потехина, известная под именем "бабушки русской проституции",- все смешалось в этом городе.

Семнадцатилетний комиссар полка Сеня Баранов ушел па фронт с гимназической парты и погиб на подступах к нашему городу в боях за советскую власть, сидевший с ним па той же парте Женя Павловский вступил добровольцем в деникинскую армию и был убит там же как белогвардеец.

Столько было боев возле города и в самом городе, столько раз переходил он из рук в руки, что обыватели перестали обращать внимание на артиллерийскую стрельбу и во время обстрелов продолжали жить своей мирной жизнью.

В одном доме, на верхнем - шестом этаже, во время последнего боя за город влетевшим в окно трехдюймовым снарядом была убита семья, сидевшая за столом.

То ли снаряд не разорвался и убил их просто своей массой, то ли разорвался каким-то странным образом - оставив совершенно невредимой горничную, которая в этот момент входила в столовую с суповой миской в руках. Как, посмеиваясь, говорили киевляне - то был снаряд с классовым чутьем.

Формировалась новая власть, восстанавливалась жизнь.

В драматическом театре как ни в чем не бывало снова начали играть все ту же "Черную пантеру" и "Дворянское гнездо", "Осенние скрипки" и "Роман" Шельдона.

В опере, как и прежде, запели Онегин и Кармен и шесть маленьких лебедей стали снова делать те же батманы, плие и фуэте, как при царе Николае Втором (впрочем, как и ныне, в семидесятые годы нашего столетия).

По-прежнему гимназистки прятали под подушками кто фотографии красавца баритона, кто местного тенора со сладким голосом и красивой седой прядью волос.

Возникло и первое кинопроизводство. Помещалось оно во дворе дома, где соорудили стеклянное ателье, так как съемки в те времена производились при дневном свете. Потолок и стены были изнутри закрыты белыми шторами, которые передвигались в зависимости от положения солнца на небе, то вправо, то влево.

Имелся у фирмы один съемочный киноаппарат "ПАТЭ" - огромная махина, напоминающая двугорбого верблюда.

Ручку аппарата, как ручки всех в мире съемочных камер того времени, вращали вручную.

Сложность этого процесса заключалась в том, что крутить нужно было с одной и той же постоянной скоростью - шестнадцать кадров в секунду. Замедление или ускорение приводило к тому, что люди на экране начинали либо метаться с огромной быстротой, либо двигались замедленно, как в воде.

Операторы и киномеханики (у них тоже была забота - вращать ручку своего проекционного аппарата с той же, постоянной скоростью 16 кадров в секунду) привыкли к нужному темпу и автоматически соблюдали правильную быстроту вращения. Бывало, правда, что киномеханик задумается пли отвлечется чем-нибудь, и вдруг, в сюжетно напряженный момент картины, герои вместо погони начинают плавать по воздуху, еле-еле шевелясь.

В таких случаях публика - а основной ее контингент, главные, постоянные, кадры составляли мальчишки-папиросники.- эти кадры начинали яростно стучать ногами в пол и кричать: "Сапожники! Проснись!"

Механик, выйдя из оцепенения, принимался вращать ручку быстрее, чем нужно, и люди на экране неслись как безумные. Зал снова взрывался:

- Портач! Куда гонишь!

Итак, в новом ателье начали снимать первую картину.

Пригласили постановщика - довольно известного в дореволюционном кино режиссера.

Это был высокий молодой человек, одетый более элегантно, чем позволял хороший вкус.

От узкого лба и до самого затылка его густо набриолиненные черные волосы разделялись ослепительно прямым пробором.

Иногда режиссер появлялся на улице в цилиндре и в визитке или во фраке с белой хризантемой в петлице.

В общем, на фоне только что отгремевшей в городе гражданской войны, перенесенных жителями потрясений и голода фигура этого молодого человека выглядела довольно странно.