— Кажется, он уже того, — испуганно бормотал Климцов.
Сбив с ног сонную хозяйку, спасатели устремились к Усову, который, невинно улыбаясь, посапывал себе под мышку. Климцов поднял такой шум, что дыхания было не слышно. Никакого опыта в оказании первой помощи Замыкин не имел. Воспользовался простым способом — начал беспорядочно беспокоить щеки Усова. Имениннику снились родители, по очереди его целующие. Вдруг мать или отец, а может, и еще кто-нибудь — во сне после пьянки кто только не подвернется начал отвешивать ему пощечину за пощечиной. Усов рефлекторно потянул руки к лицу и проснулся. Климцова с куратором он принял за родителей и, глядя расползавшимися по лбу глазами, пробормотал:
— За что?
Замыкин вытер рот рукой и ощутил вкус шоколада.
Догадка заставила его нездорово засмеяться. Пугая хозяйку разгоравшимся хохотом, он вышел на улицу и никак не мог успокоиться. Он представлял, как Усов тщился съесть перед сном шоколадку, в то время как заправленный сливами спирт вырывал и вырывал изо рта желанную сладость.
История с шоколадом превзошла по интриговке шуточку бабки с Гриншпоном и вывела Усова на первое место по актуальности. Климцова задвинула в угол.
Сентябрь священнодействовал, дожигая себя в собственном соку. Желтизна еще не стала душераздирающей, но в ней уже чувствовалась будущая мощь. Дни стояли, как на поверке, ночи — как на выданье. Бабье лето погружало всех в мякину катарсиса. О какой работе могла вестись речь?
Приступили к сценарию концерта. Энтузиазм был настолько высок, что концерт рисковал стать перлом самодеятельного искусства. Намечалось представить смежное хоровое пение, танцы и интермедии. По решению треугольника задействованными на сцене хотелось бы видеть всех без исключения.
Поначалу репетировали в клубе. Потом бабке вздумалось скоропостижно ехать к дочери. Куда-то далеко. Куда именно, бабка так и не смогла толком объяснить. Первое, что пришло ей в голову, — выдворить квартирантов:
— Ну, все, — сказала она, — пожили, и хватит! Я дом на вас оставить не могу — ненадежные вы!
Парни замялись. Бабка вспомнила про свой домашний скот и пошла на попятную:
— Ладно, так и быть. Ребята вы неплохие. Только хату не спалите своими цыгарками, — она посмотрела на Рудика, — да девок много не водите! А чтоб свиней не отравили, я укажу, чем кормить.
Словно приближенных, она позвала за собой Нынкина и Пунтуса. Подводя к мешкам и кадкам, долго раскрывала технологию кормления, красной нитью по которой сквозила мысль, что свиней можно накормить, ничего не трогая из запасов.
— Немного возьмете отсюда, — указывала она на террикон зерна в углу сарая, — но только немного. Если много — жрать не станут, я их норов знаю. Потом добавьте вот из этой емкости, но не больше двух плошек, а поверх всего — горсть комбикорму. Да почаще выгоняйте их на улицу, пусть порыщут, все мяснее будут!
И Левый с Борзым на комбайне отвезли ее в центральную усадьбу к автобусу.
Репетиции перенеслись в бабкину избу. Как в мультике «Шарик в гостях у Барбоса», здесь разрешалось все. Лежать, говорить, есть можно было где угодно и сколько угодно. Девочкам понравились семечки от тыкв. Уходя домой, они каждый вечер прихватывали по тыкве. Изба стала называться ленкомнатой. За время отсутствия старухи больше всех сдружились Нынкин и Пунтус. Ухаживая за домашним скотом. Свиней они закормили до того, что те перестали посещать самые свежие помойки. Отвалившись от корыта, всегда полного, свиньи падали, загораживая вход в курятник, и сутками не двигались с места. Гриншпон постоянно орал на скотников. Из-за свиней он не всегда мог добраться до своих любимых яиц.
Возвратилась бабка. Она зарделась от восторга, увидев свиней пополневшими. Пробравшись через хрюшек внутрь сарая, упала в обморок. Друзья за пару недель стравили весь зимний запас корма. Если бы не перекрытая крыша, разделанные дрова и убранный огород, бабка не вышла бы из шокового состояния. За три дня до представления Забелин и Люда, как члены редколлегии, сотворили афишу. Она простиралась на всю простынь, одолженную у Зимони. Полотно несло много скрытой информации и смысла. Колхозники специально ходили за очками. Концерт, как гласила афиша, должен был состояться за день до отъезда.
И вот он настал. В клубе собралась вся деревня. Загорелая Маша сидела в первом ряду. Левый и Борзой устроились на последнем. Бабка сидела в центре партера бок о бок с Марфой. Они немножко застили деверю. Зимоня висел на подоконнике.
Читать дальше