А Муромцев: Притяжение

Сблизились они, остановились, присела девушка на траву. Подполз к ее ногам волк, уложил голову на вытянутые лапы, затих, уставив на Тоню синий немигающий взгляд. Подняла она руку, медленно опустила пальцы на черное пятно волчьего лба, погладила жесткую шерсть. Молча принял зверь ласку, закрыл глаза, дрогнув хвостом.

— Бедный ты мой, — пожалела девушка волка, — бедные мы с тобой оба, — она вновь погладила черную отметину.

Влажным розовым языком лизнул тонькину руку Чернолобый и мягко заскулил в ответ.

Иван, Егор и дед Степан прошли от оставленной у дороги телеги вглубь соснового леса.

— Ох, крут объездчик Демидка, не зря его в своем селе Волком называют, — дед Степан поежился, — нам всего-то два бревнышка надо…

— Не бойся, дед, мы только две сосенки завалим, да и поможем тебе с избой, — Иван поплевал на ладони, скомандовал Егору, — давай-ка пилу…

Затрещали сучья в лесу под конскими копытами, вымахнул к людям на опушку всадник, засмеялся.

— Попались! — Демид снял фуражку, вытер потный лоб, пригладил чуб с белым клочком волос спереди, — донесу в имение, шкуру-то снимут с вас.

— А пошел ты… — не испугался Иван, — у нас топоры остры…

— Припомню я тебе эти слова, — объездчик двинул коня на людей, тот захрапел, скосив на хозяина диковатый глаз, боком пошел на Ивана.

Егор хлестнул коня веревкой, тот всхрапнул, ушел в сторону.

— Авось еще свидимся на кривой дорожке, — Демид скрылся среди сосен.

Дед Степан облегченно перекрестился.

— А я вот тебе поесть принесла, — Антонина расстелила платок, налила в миску молоко, достала из корзинки ломоть хлеба, покрошила.

Чернолобый благодарно ткнул носом девичью ладонь, подошел к миске.

— А у нас в селе картошка кончилась, — жаловалась девушка, — муки совсем уж не осталось, а до первого хлеба еще долго ждать…

Волк оставил еду, внимательно посмотрел на девушку, повел носом в сторону, принюхиваясь, и вдруг исчез среди деревьев.

— Пусть побегает, — вздохнула Антонина.

Чернолобый вернулся быстро и, положив перед удивленной девушкой русака, вновь вернулся к еде.

— Милый ты мой, — изумилась Тонька, приблизила лицо к преданно глядящим на нее волчьим глазам, — т-ты… Ты понимаешь, что я тебе говорю? — прошептала она.

Чернолобый склонил голову слегка набок, блеснул глазами.

— Ох! Уж не оборотень ли ты?

Чернолобый, придвинулся ближе к девушке, ткнул свой влажный нос в ее ладони, вздохнул тяжело.

— А отца у меня нету, — мягко тронула волчье ухо девушка, — давно уже его зимой не то волки в лесу загрызли, не то зарубил топором кто.

А три года назад здесь вот, в этом лесу снасильничал меня злодей один, у него еще белый клок волос на голове. Из-за этого топилась я, да люди добрые спасли…

Слушал волк, его синие глаза неотрывно смотрели на Тоньку, да изредка пробегала легкая дрожь по его сильному телу.

— Буду Братцем тебя звать, понял? — решила вдруг Тоня.

Имение затихло. Уснули на лугу стреноженные кони. Недалеко от табуна у затухающего костра задремал сладко Демид.

Глухо вдруг по влажной траве луга затопали копыта встревоженных коней, звонко послал в ночь свой крик скакун белочубого объездчика…

Ярко вспыхнул в руках очнувшегося Демида факел, в его свете увидели прибежавшие люди огромную волчью тень. Зарычал угрожающе Чернолобый, показал белые клыки, двинул на Демида свое серое тело.

— Уходи, — захрипел Демид, размахивая факелом, но волк, прижав уши, все же упрямо шел на объездчика.

— Ружье, ружье принесите! — закричал Демид, — прочь, серая сволочь.

Прыгнул Чернолобый, зацепил клыками левую руку объездчика, увернулся ловко от огня и ушел в сторону леса.

Неестественно длинным «волчьим» языком слизывал кровь, текущую из глубокой раны, Демид, глаза его в свете костра желто блестели…

— Я найду, я убью его! — яростно кричал он обступившим его людям.

Осторожно стукнул кто-то ночью в оконное стекло Ульяниной избы.

— Чего тебе? — впустила знахарка в дом непрошеного гостя.

— Сказали мне, что знаешь ты… — Демид пьян, — где волк?

— Уйди, — закрестилась старуха.

— Я тебе десять целковых дам…

— Ничего я не знаю, — отодвинулась в угол избы Ульяна.

— Боишься меня? — белочубый улыбнулся, открыв острые зубы, — боишься… — он выхватил из-за голенища нож, покрутил блеснувшее тускло лезвие у пламени свечи, — а двадцать рублей дам, так и без ножа согласишься… Смотри, — Демид высыпал на поверхность стола кучку монет, — все твоим будет.