Виктор Ремизов - Кетанда

Палуба, поручни — все было мокрым и холодным от росы. В раскрытых дверях девушка улыбалась с подносиком в руках — маленькие запотевшие рюмочки, бутербродики с черной икрой — но ждала она явно Леху, и Петька малость растерялся, ему и в тепло хотелось, да и рюмку хлопнуть как раз было бы, но он прошел дальше на корму и терпеливо закурил.

— Петька, тудыт твою растудыт… ты чего там, иди помогай! — Леха, явно в хорошем настроении возился в лодке, в желтом полумраке фонарей разбирая вещи. — Нам еще с тобой двадцать километров пилить.

Петька подошел.

— На вот, неси в каюту, это пока не нужно. У тебя в рюкзаке ничего лишнего нет? Саня, — крикнул он егерю, — давайте-ка мой кулас сюда. Здесь погрузим.

— Так мы что… еще поедем? — спросил Петька осторожно. Вокруг была ночь — глаз коли. Черная вода холодно колыхалась и гремела пустыми лодками.

— Давай, давай, Петюня. Что нам на базе-то сидеть? Час делов — и мы у моря, переночуем в катере, а утром на охоту. А тут охотников наверняка полно.

Они погрузили вещи, бензин, затащили в лодку кулас — похожую на байдарку пластиковую плоскодонку, — и только когда все было готово, Леха поднялся на палубу гостиницы.

— Так, ужинаем и прем. В дорогу одевайся теплее.

Не нравилось все это Петьке. Он молчал, но внутри уже малость пожалел, что поехал. Он вообще не любил суеты и лучше бы в баньку сходил, посидели бы потом за рюмкой. Поговорили бы. Не виделись, в конце концов, давно. Но Леха действовал как заведенный и на Петьку не обращал никакого внимания. Это когда-то они были друзьями. Теперь — не ровня. И это чувствовалось во всем. Петька никогда не завидовал чужим деньгам. Просто сейчас ему чего-то жалко было.

Минут через сорок они уже сидели в лодке. Ужин был шикарный: густой борщ, жареная осетрина с каким-то грибным соусом, жареная картошка, салаты всякие. Петька наелся до упора, принял с десяток рюмах, чуть закосел и уже начал было рассказывать незнакомым московским охотникам, сидевшим с ними за общим столом, про рыбалку в Саратове. Но его плохо слушали, а слушали Леху. Мужики охотились здесь третий день, и не очень удачно. Леха что-то советовал, Петька почти ничего не понимал, но по лицам охотников и по тому, как они внимательно выспрашивали, видел, что Леха в этом деле большой спец. И Петька вдруг загордился, что Леха-то его друг. И ему даже захотелось на те ночные морские раскаты, куда он только что совсем не хотел.

Леха прогревал мотор, ощупывал вещи, проверяя, не забыл ли чего. Петька сидел рядом за ветровым стеклом.

— Ну, давай! Отваливай, Петюха.

Петька отвязал лодку, и ее медленно понесло в темноту, пахнущую водой, камышовой гнилью и еще чем-то сладким, тростниковыми метелками, что ли? Выпившему Петьке казалось, что это все так же, как и когда-то давно, двадцать лет назад, когда они с Лехой во всем были равны. Леха, правда, и раньше малость командовал, но Петька был сильнее и в технике куда лучше разбирался. Им тогда что день, что ночь — разницы не было.

— Как же ты тут пойдешь-то? — Петька радостно поеживался от предстоящей неизвестности.

— Что?

— Темно же совсем, не видно. — Он едва различал Лешкино лицо.

Пока они разговаривали, глаза привыкли, проступили очертания высокого тростника по краям протоки. Лешка включил скорость. Перегруженный катер взревел, задрал нос и стал медленно выходить на глиссировку. Наконец он выправился, пошел легче и вот уже, набирая скорость, заскользил по поверхности. Стало тише, только слышно, как вокруг них шипят брызги. Петька вглядывался вперед, и ему было немного не по себе — ни черта не видно.

— Лех, а если кто навстречу.

Леха достал из кармана маленький налобный фонарик и прикрепил к ветровому стеклу. Ему нравилось, что Петька всему удивляется, и вообще, хорошо, что он сидел рядом. Ему тоже казалось, что с тех сладких далеких времен ничего не изменилось, и они, на их тихоходной «гулянке» плывут ночью ставить сети и потом заедут на деревенскую пристань за вином, а на острове у костра их ждут ребята и девчонки из их группы. Им с Петькой, кстати, тогда одна девчонка нравилась. Светка. Какая же она тогда красавица была!

— Налей, что ли, ети ее мать, а, Петруха, пес драный!

— Давай, — Петька взял в руки бутылку, а сам напряженно вглядывался вперед, — как ты тут видишь-то?

— Не боись. Наливай. Рюмки в бардачке должны быть. — Леха уверенно вел лодку совсем узким камышовым коридором.

Примерно через час они свернули с протоки, ведущей к морю, на шестах протолкались через мелководный, блестящий в лунном свете залив и в конце концов оказались в таких камышовых дебрях, что Петька никогда не нашел бы дороги обратно. Леха въехал носом в тростник и заглушил мотор.