Виктор Ремизов - Кетанда

Серега следил, как в закипающее масло с шипеньем и клекотом падают снежинки. Повернулся насмешливо.

— …И кому же это нужно… чтобы мы в такую задницу заперлись?

Мишка посмотрел на него серьезно.

— Ну, мне нужно… чтобы ты да Васька были сейчас здесь.

— Это мы уже поняли, — Серега бросил мясо на сковородку, — ты бы только предупредил, что так вот будет!

— А тебе не нравится? — Мишка взял свой кусок.

Серега глянул на него, утер мокрый нос тыльной стороной ладони и наклонился перевернуть.

— Пес ты, Мишаня! Сидели бы сейчас в теплом балке. В окошко смотрели бы! А, Вась?!

— Не-е, — морда у Васьки была довольная, — я не согласен. Кто бы мне сейчас мясо жарил, если бы ты в балке сидел.

Вышли наконец. Снег по-прежнему шел густой. Ничего впереди не видно было. Река сузилась. Иногда они плыли совсем узкими протоками и уже вскоре наткнулись на первый затор. Длинный. Обнесли, отчалили и через двести метров уперлись в большое белое поле. Это был не поворот. Это был прямой участок. Сходили посмотреть и вернулись. Река встала. Они вытащили лодку, уселись на нее и закурили.

Мишка устало глядел вниз по реке, и оттого что не видно было ничего, и оттого что он на всем этом настоял, слегка не по себе становилось. Балок, в который они должны были прийти три дня назад, все еще был впереди. За этой снежной стеной. И тундра все росла и росла в его неспокойном воображении. Она уже окончательно соединилась с небом, равнодушно превращая их в трех жалких беспомощных букашек. Эта речка, например, с тихим, колючим шорохом уходя под лед, спокойно принимала предназначенное ей и поэтому имела свое законное место. Она просто принадлежала этому небу, тундре, так же, как и тундра и небо принадлежали ей. А он, что был он со своей дурной волей?

Он очнулся и покосился на друзей. Васька, спокойно прищурившись, с сигаретой в углу рта, навязывал веревку на гермомешок. Серега сидел у берега с фотоаппаратом и с интересом ковырял палочкой шугу. И Мишка вдруг ясно понял, что все совсем не так. Что и Васька, и Серега, и он — тоже часть всего этого. И хотя их поведение отдавало и глупостью, и мальчишеством, на что-то, на какое-то свое место они здесь уже имели право.

Они взяли гермик с палаткой и спальниками, в другой, с личными вещами, засунули ружья, Васька до отказа набил «буфет» и взвалил на себя. Двинулсь вдоль берега по льду. Снег на реке сдувало, и шли они неплохо. Через полчаса сели отдохнуть.

Стояла речка. За всю дорогу в одном месте, на повороте почему-то была небольшая полынья. И все.

Так с перекурами и шли. Снег то стихал, и становилось хорошо видно, они всматривались вниз по реке, но никакого балка не было, — то шел гуще, и тогда они даже друг друга не видели. К половине пятого они уже здорово устали и молча сидели в затишке под обрывчиком. Курили, прикрывая сигареты от мокрого снега. Мишка думал о том, что до балка они сегодня могут не дойти, и если будет хорошее место для палатки, то надо останавливаться. Но вслух об этом не говорил.

— Мужики! — вдруг тихо и как будто испуганно произнес Васька.

Мишка с Серегой быстро подняли головы. В десяти шагах над залепленным снегом обрывом темнела крыша балка.

Серега сбросил баул у порога, пнул доску, подпиравшую дверь, и зашел внутрь. Жильем пахнуло. Это были сени, в щели намело снега. Мишка сзади подталкивал, Серега шагнул дальше, открыл вторую дверь.

Шикарный был балок. Просторный. Копотью пахло, такое ощущение было, что его совсем недавно протопили, тепло было. И сухо! Большие нары у стены с матрасами и одеялами, печка-буржуйка, полки с посудой. И дрова!

— И в сенях дрова! — Васька пихнул плечом Мишку, тот покачнулся и брякнулся обессилено на лавку. Улыбался глуповато.

— С керосином! — покачал Васька лампу. Серега погремел посудой, открыл печку, заглянул внутрь и повернулся к друзьям:

— Кофейку!

Жарко было в балке, они хорошо натопили, в одних трусах сидели за столом. Водки выпили с устатку, пожевали разварившейся оленины, но ни пить, ни есть не хотелось. Желтая керосиновая лампа чуть коптила, приятно пахла и отражалась в окне, где по краям стекла начал завязываться узорчатый ледок. Разговаривали о чем-то, умиротворенные, подшучивали друг над другом.

Утром проснулись не рано. Затопили печку, сварили кофе, вышли на крыльцо. Снегопад кончился еще ночью, и все вокруг успокоилось и открылось. Балок стоял на берегу большого озера. Ручей из него впадал в Агапу, а вскоре и она в Пя-сину. И озеро, и ручей, и Агапа были белые. Пяси-на — широкая и страшноватая — парила большими черными полыньями.