Виктор Ремизов - Кетанда

Васька с Мишкой звенели топором и трещали хворостом в кустах. У них тоже замерзли и подгибались от усталости ноги, и есть хотелось так, что уже и не хотелось.

«Надо отогреться», — думал Мишка, вынося очередную охапку. Сушняк ли они рубили или живую ольху, они не очень разбирали. В сумраке было не видно, а замерзшие кусты ломались с одинаковым треском. «Это не важно, все сгорит, — думал Мишка, — важно только зажечь». Он встал на колени и достал нож. Стружку уносило ветром.

— Рыжий, — заорал Мишка, — иди сюда с топором.

— Чего?

— Давай вот здесь вырубим кусты, закуток такой… да потом тент как-нибудь пристроим, — он закашлялся, — а то. — он опять зашелся кашлем и только покачал головой и махнул рукой на ветер.

Серега поднялся, и они втроем принялись расчищать. Потом долго возились. Серега, воюя с вырывающимся концом тента, предлагал плюнуть на все, поставить палатку и залезть в спальники, но Мишка снова взялся за костер.

— Нет, — разговаривал он сам с собой, — нужен огонь. Жратву надо готовить. Целый день не ели, — у него уже была целая куча стружки, но он все строгал и строгал.

Серега с Васькой подтащили лодку, поставили ее от ветра и к ней же как следует привязали тент. Дуть стало меньше.

— Может, правда, строганинки поедим, да и ладно. — подсел Васька.

— Нет, надо горячего сделать, — Мишка начал укладывать костер. — Серый, дай-ка там спички в буфете.

Не загоралось. То ли сырое было, то ли промокшее. Ветер сбоку вдруг откуда-то налетал. Руки совсем не слушались. Мишка засовывал их за пазуху, отогревал. Мужики легли вокруг, чтобы не задувало. Мишка в очередной раз сложил все аккуратно. Не торопился. Взял сразу полкоробка спичек.

— Ну, молитесь Богу, змеи! Как следует молитесь!

Спасли. Общими усилиями, а может, и правда молитвами, спасли. Огонек схватился, пополз нехотя. Мишка сам подкладывал. Ребята подавали ему подсушенные за пазухой стружечки. Огонь поднялся, но был еще хлипким, стружки сгорали быстро, они все вместе уже подкладывали осторожно. Загорелось. Мишка стоял на коленях, а Васька с Серегой лежали прямо на снегу и устало глядели на огонь. Как будто не знали, что дальше с этим огнем делать.

— Давайте, вставайте, — поднялся Мишка, — мороз такой… лежат! Воды принесите. — Он открыл буфет. — Суп сварим с вермишелью. Собака, замерзло все.

Был уже одиннадцатый час, когда Мишка стал одеваться и разбудил всех.

— Проспали к чертям, — ворчал недовольно. У него от вчерашних обносов все тело болело.

— А я еще бы врезал. Тепло сегодня было, — Серега натянул спальник на голову.

— Там снегом все накрыло, — Васька расстегнул молнию, — я вставал.

— А чего не разбудил?

— Да вы так дрыхли, — я и походил по вам. Ладно. Соберемся и попрем потихонечку. Дойдем.

— А сколько осталось? — Серега спросил так, будто этот вопрос ни разу не обсуждался и вообще и не был для них главным.

Мишка с Васькой сначала переглянулись озабоченно, может быть, каждый из них об этом и думал, но потом, глядя на «наивное» Серегино лицо, торчащее из спальника, заулыбались. В этом лице и вопросе было столько детской хитрости поспать, что они рассмеялись в голос, а потом не пойми от чего принялись хохотать. Мишка показывал пальцем на Серегу, а Васька, всхлипывал, вытирая слезы. Серега окончательно проснулся, нацепил очки, забормотал что-то, пытаясь укорять товарищей, но, заразившись от них, тоже расхохотался.

В белой-белой тундре на берегу седой от падающего снега речки стояла белая палатка и хохотала. Шапки снега на ее макушке вздрагивали и ползли вниз. Эти трое сумасшедших хохотали оттого, что не знали, сколько им еще идти. И как идти. И есть ли что-нибудь там, куда они идут. Бело было впереди. Снег шел по всей реке. И дальше по всей тундре, до самого океана. Пушистый и мягкий.

Мороз отпустил, было около нуля. Они собрали палатку. Лодку загрузили. Серега жарил мясо. На дорогу и на завтрак. Бросил на раскаленную сковородку два ломтя в палец толщиной. Куски стали заворачиваться, застреляли маслом, Серега, щурясь сквозь испачканные очки, выждал, перевернул ножом и почти тут же подцепил чуть зарумянившиеся куски в тарелку.

— Рубайте! Ростбиф окровавленный! — Он выплеснул почерневшее масло в кусты, налил нового и поставил сковородку на таганок. Все у него получалось легко и ловко. — Чего сидите?

— Любуемся, слушай, — Васька взял дымящийся кусок.

Мишка думал о чем-то.

— Счастье, — неожиданно серьезно, безо всякой шутки, произнес он, — это когда знаешь, что делать. И еще когда знаешь, что это дело нужно другим.