Виктор Ремизов - Кетанда

Она повернулась, внимательно посмотрела на него, но ничего подозрительного не нашла.

— Ты знаешь, какая я пьяница.

Они с Верой были из одной деревни. Ей только-только восемнадцать исполнилось, когда Костя вернулся из армии. Он в Москве служил, боевой такой, совсем городской прикатил, и они через два месяца поженились. И как он хотел, так и сделали — уехали в Москву и устроились по лимиту. Через год родилась Ленка. Тогда, наверно, нелегко было — в общаге лет девять прожили, но как-то спокойно все было и правильно. Костя вкалывал на заводе, подрабатывал ночным грузчиком в магазине, по боксу выступал за завод. Вера с маленькой Леной ходила болеть, а вечером делала ему примочки на разбитое лицо. Хорошо было. На рыбалку вместе ездили. Детей, правда, больше не получилось. Они выглядели немного необычной парой: на них посмотришь — и не сразу поймешь, кто в семье главный. Она уважала в нем мужика, а он был мягким по характеру. Наверное, все-таки Вера была поглавнее. Но вот деньгами, например, Костя заведовал. Нет-нет, он не кроил деньги — они лежали в шкафу, в стопке постельного белья, и жена брала сколько надо. Но вот те, что на даче. Вера их не касалась.

Ей было тридцать девять, невысокая, полненькая, с темными глазами и короткой стрижкой. Она была еще вполне привлекательная, а может быть, даже и лучше, чем раньше. Иногда, особенно в последний год, как Ленка вышла замуж, Косте казалось, что Вера живет какой-то своей жизнью, как-то рассеянно интересуется его делами, а иногда и смотрит на него странно. Его в такие моменты в пот бросало от ревности, но это были только подозрения, и он старался об этом не думать. Да и… ну, в общем, все нормально более-менее было.

Он вернулся с балкона с бутылкой водки и банкой грибов.

— Порежь-ка лучку, Верусь, — но увидел, что Вера мажет сметаной шкворчащие куриные око-рочка, — а, ну-ну, я сам.

Костя открыл банку, наковырял в глубокую тарелку маленьких упругих рыжиков, привезенных из деревни, и стал чистить луковицу.

— Ты рыжики открыл?! На день рожденья же.

— Да бог с ними, Вер, у меня сегодня день какой-то был.

Костя почти никогда не разговаривал с Верой на эту тему. Иногда пытался, хотелось, даже очень хотелось поговорить, но… что говорить-то? Что он боится? Или о чем? А чего, кстати, боится? Он ничего не мог объяснить. Сам не понимал, поэтому и не знал, что сказать, да и стеснялся, если уж честно, говорить об этом. Было во всей этой каше что-то не то.

Но в этот раз (день действительно вышел какой-то кривой, и Костя рад был, что он в конце концов кончился), выпив три рюмки и слегка захмелев, Костя пристроился у форточки, закурил и начал, с усмешкой, как будто о чем-то не важном.

— Я знаешь что, Вер, — Костя пустил дым вверх, чтобы лучше вытягивало, — я что-то к работе стал какой-то дурной. Когда на завод ходил, так… как-то веселее было. Даже когда денег не платили. А тут денег полно, и работа — не бей лежачего, а… не то чтобы неохота, но иногда кажется, что и бросил бы к чертовой матери все, — он посмотрел на жену. Ему не совсем удобно было: Вера получала в пять раз меньше, а целый день сидела на конвейере, на радиозаводе.

Вера мяла в руках хлебный катышек. Она не понимала, что с ним происходит. Видела, что он думает о чем-то своем, иногда слышала, как сидит ночью на кухне и тихо то ли сам с собой, то ли с кем-то, разговаривает. Она вставала, выходила к нему, но он всегда замолкал виновато. А однажды застала его стоящим у стола со сжатыми кулаками, как будто он драться собрался. Вера давно ждала этого разговора и боялась худшего. Боялась, что у него кто-то завелся на стороне. Такое было четыре года назад, и она об этом знала. Костя, правда, не знал, что она знала. Вера боялась, что — какой-то он странный сегодня — возьмет да и брякнет, что, мол. Вера подняла голову и посмотрела на мужа.

— Я не знаю, что с тобой. Ты последнее время со мной только о деньгах говоришь, — сказала и быстро опустила взгляд на мякиш, испугалась, что сама начала этот разговор. — Да ладно я, ты и про Лену вспоминаешь только по праздникам.

— Ну ты даешь, Вер, — Костя растерянно посмотрел на жену. — Я сказал, к этому козлу не пойду. И не пойду!

Ленкин муж, Славка, как-то по пьяной лавочке назвал Костю «жлобом». Вроде как в шутку назвал, но Костя это дело запомнил.

— Свадьбу на мои деньги играли! — у Кости от волнения затряслась губа, было видно, что он много об этом думал. — На наши, — взял он Веру в союзники. — Полгода прожили — на море поехали! Потом к кому пришли занимать?! А как этот говнюк три месяца вообще не работал! Он на чьи деньги жил?! И после он мне заявляет. Да если б не Ленка, — Костя со злобой сдавил челюсти и налил себе водки.