Виктор Ремизов - Кетанда

Они уже подъезжали к офису, когда Костя повернулся к директору и спросил, глуповато и вежливо улыбаясь:

— Игорь, а ты где деньги хранишь?

— В смысле?.. — не понял начальник.

— Ну, в банке, наверное, но я хотел спросить — не опасно там теперь?

Директор в это время набирал на мобильном чей-то номер. Трубку приложил к уху:

— Костя, — он сделал паузу, слушая трубку, — если у тебя дело какое, то ты прямо спроси, а так я не понимаю. Алло! Андрюха, здорово! С днем рожденья, милый! Как дела-то?!

Костя подумал, что у Игоря денег как грязи, а ничего. Улыбается вон, дом огромный, машины — ничего не боится. Нервы у него, что ли, другие? «Это, кстати, может быть — на десять лет моложе. Они вообще уже другие какие-то, — представлял он себе богатых друзей начальника. — К ним придут, спросят — откупятся. Все у них просто…» Костя понимал, что он так не сможет. Но когда он видел спокойную уверенность Игоря, ему самому становилось спокойнее.

— Я, Костя, денег здесь не держу, — бросил Игорь, выходя из машины, — и тебе не советую.

Так и ходил Костя, целый день не снимая куртку — деньги во внутреннем кармане лежали, — объяснял, что мерзнет. А что было делать? В карманы брюк не положишь — торчат очень, видно же, что пачка. Да директор еще весь день в офисе пробыл. Вечером только поехали к его однокласснику на день рождения.

Костя сидел в джипе во дворе длинного многоэтажного дома, смотрел на людей, возникающих из темноты и исчезающих в своих подъездах, и думал про Игоря. Если он деньги за границей держит, значит, тоже боится. А если уж он боится, то мне-то от этого никуда не деться.

Про Туркина вспомнил, одного близкого Игорева дружка, который продал все и свалил с семьей в Новую Зеландию. Дело какое-то там завел, все у него нормально, а видно, что скучает, часто по телефону звонит. Игорь к нему ездил. Костя тогда здорово испугался. Уехал бы Игорь насовсем, и привет его работе. В машине стало холодно, Костя завел мотор и вдруг понял, что боятся все. И он, не взявший за всю свою жизнь ничего чужого, и Игорь, и все вот эти люди, спешащие домой.

Костя достал сигареты, закурил. «Вера, — пришло в голову, — вот она, может, не боится?» Он задумался. «Да, нет, как же… она за меня, за Ленку, что же она каменная… и все-таки… разный страх у нас с Верой. Она-то понятно, так всегда было, а вот я-то за что? За деньги, получается, трясусь. Но я же их не украл…» Он морщился, курил и уже ничего не понимал.

Когда он отвез Игоря, было уже поздно — около часа. Он снова, как и утром, ехал по ночной Москве к себе домой, а деньги лежали в кармане. Опять не отвез. Лицо его казалось спокойным, но внутри засела усталость, и чего-то было жалко. Себя, наверное, да и всей своей глупой жизни.

В такие минуты ему всегда мерещилась его деревня. Там он чувствовал себя в безопасности. Там, казалось ему, все могло бы быть просто. Сейчас, как раз январь, ездили бы на озеро за омулем. Мешками привозили. Омуля были замерзшие, как толстые палки, покрытые седым морозным налетом. На санях ездили. Мужики по случаю улова «садились на стакан», набирались по самые брови, и отец всю обратную дорогу спал под тулупом, а Костя правил. Когда же он первый раз-то поехал? Костя не помнил. Маленький был совсем. Лет, может, семь-восемь.

Косте от таких воспоминаний становилось легче. Он так и думал. Рвануть, думал к себе в Бла-говещенку с концами. И матери было бы хорошо. Старая уже. Но… он понимал, что это несерьезно. Бросить все? Квартира, дача, работа. Ленка опять же здесь. Полжизни ведь ради чего-то гнулся, а теперь уехать? Там же как не было ничего, так и нет. Вода из колодца, дрова в лесу… по телику всего две программы, да и некогда, наверное, телик-то смотреть. А у матери, кстати, его и нет. Надо бы ей купить. Он не понимал, нравится ему деревенская жизнь или нет. Когда приезжаешь на две недели, то сначала нравится, но потом скучно становится. Да и грязно все. Вера моет-моет, скоблит-скоблит, но все равно всего не отмоешь.

Дома вкусно пахло жареным луком и мясом. Вера всегда его ждала, когда бы ни вернулся. Костя зашел на кухню, хотел сунуть деньги на место и увидел, что Вера разогревает куриные окорочка в глубокой сковородке. Костя любил это дело. Особенно любил, что много жареного лука. Он снял куртку и с пачкой в кармане оставил на вешалке.

— А что, мать, может, водочки тяпнем? — спросил чуть неуверенно. Вере не очень нравилось, что он последнее время начал прикладываться чуть ли не каждый вечер. Раньше совсем не пил.