Максим Солохин: Сказка для старших

Давным-давно, лет десять назад, в некотором царстве, в некотором государстве жил-был мальчик. Звали его… ну, скажем, Митька, и хотел он стать волшебником. Казалось бы, естественное для сказочного мальчика желание, но папа и мама у этого мальчика думали иначе.

— Ну, ты даешь, — сказал Папа. — Вот уж не думал, что мой сын вырастет жуликом.

— ?!

— А кушать ты что будешь? А за квартиру кто платить будет?

Мальчик обиделся и уклонился от дальнейшего разговора.

— А я возьму скатерть-самобранку… — сказал он Маме за завтраком, когда Папа убежал на работу.

— Дружок, скатерть-самобранка бывает только в сказках, — сказала Мама мягко, взъерошив ему волосы.

— Так мы же и живем в сказке! — возмутился мальчик.

— Мы живем во взаправдашней сказке, — сазала Мама немного печально.

— Ну, и что? — мальчик взял маму за руку.

— Когда я была маленькая, я тоже не понимала этого.

— А теперь?

— А теперь поняла. Как ты думаешь, стала бы я каждый день ходить в магазин иљ варить обед, если бы скатерть-самобранка была ВОЗМОЖНА?

В другой раз, лежа на пляже жарким летом, Митька сказал Маме:

— А я думал, в сказке ВСЕ ВОЗМОЖНО.

— Я тоже так думала. Когда была маленькая. А потом поняла, что все возможно только У БОГА.

— А мы, что ли, не у Бога?

— Мы далеко от Бога, — сказала Мама печально. — Когда мы приходим к Нему в гости, мы скучаем, потому что вот тут, — она показала на сердце, — мы очень далеко от Бога.

— А я недалеко от Бога, — сказал Митька уверенно. — Потому что я все равно верю, что ВСЕ ВОЗМОЖНО.

Папа хмыкнул.

В другой раз они выходили из храма, и папа заметил:

— Если бы ты был недалеко от Бога, ты бы не ковырял в носу во время службы.

Мальчик промолчал.

— Помнишь, как Он накормил пять тысяч человек пятью хлебами? — сказал Папа примирительно. — Вот если бы ты стал ТАКИМ волшебником, я был бы только рад. Да что я говорю — я был бы счастлив, вот что.

"Тебе лишь бы покушать", — такая мысль промелькнула у Митьки, но вслух он этого говорить, естественно, не стал. Во-первых, не очень-то вежливо говорить ТАКОЕ тому, кто тебя кормит. А во-вторых… ясно, от кого приходят в голову такие мысли. На этом разговор незаметно и увял.

Разговоров про Церковь Митька не любил. Во-первых, ясно, что там вся суть в Святых, а живого Святого Митька ни разу видел, а только мощи. Если бы Митьке показали живого Святого, другой разговор. А во-вторых, в Церкви совсем не чувствовалась сказка. Там все было смертельно серьезно. Митьке иногда казалось, что церковь — это место для отпевания. По крайней мере во время похорон именно в церкви чувствуешь себя на своем месте. Там царство Распятого и воскресшего. Если бы не было смерти, не было бы и церкви. А Митькина сказка страшилась смерти.

Митька был философом. Философом он стал очень давно, еще в младенчестве, под влиянием кота Мяо Цзы. В то время кота звали просто Мурзик, а кличкой Мяо Цзы одарил его Папа после того, как Мурзик чуть не обратил Митьку в свою кошачью веру.

Кот неподвижно лежал, глядя в одну точку.

— Ты что делаешь? — спросил маленький Митька.

Кот долго долчал, так что Митька уже перестал ждать ответа.

— Я иду, — задумчиво сказал Мурзик, — я иду по Пути.

— Как — идешь? Ты же лежишь.

— Путь, которым можно пройти, не есть истинный Путь, — ответил Мурзик.

Пораженный Митька пересказал этот разговор за обедом. Мама очень смеялась, а Папа ругался и запретил Митьке разговаривать с кошками.

— Тоже мне Лао Цзы, — сказал Папа, и с этого момента стал звать Мурзика не иначе, как Мяо Цзы.

— Мявка, Мявка!.. Эй, Мяо Цзы! Иди ешь.

Кот лениво спрыгивал с лавки и начинал лакать молоко. А разговаривать с котом Митька все равно не перестал. Невозможно было удержаться.

— Воплощение в теле кота — это высшая форма жизни, — говорил Мяо Цзы, — потому что коты от рождения знают Путь и никогда не ошибаются.

Митька жалел, что он не родился кошкой. Ему тоже хотелось знать Путь, по которому нельзя пройти. Он решил было стать учеником Кота. И Кот вроде был не прочь, хотя ему было в общем-то наплевать на ученика — может, он просто предвидел себе какие-то льготы. Но потом Митька сообразил, что котов не крестят, а что некрещеным быть нехорошо — это Митька как-то чувствовал, это было ясно без доказательств. Так что тут у Кота был какой-то пробел в теории. И Митька с возрастом охладел к Коту. Но советоваться по философским вопросам — не престал.