И все-таки Митьке было трудно в роли белой вороны. Он чувствовал потребность найти себя, найти свое место. Кто я? И для чего? Это не давало ему покоя. Отсюда и родилась тяга к волшебству. Волшебник — это гадкий утенок своей сказки, который умудрился стать в ней лебедем. Потому тот случай, с которого началась дружба с Юркой, был для Митьки началом новой эпохи: взрослое волшебство — это был свет в конце тоннеля! Получилось, что проскочив восемь километров от Туневки до Заречного, Митька как бы и правда перешел в другой мир, более родной, чем раньше. И остался тут навсегда. Раньше у него не было Юрки, теперь — стал быть. Раньше митькины мечты о волшебстве не имели реальной почвы, теперь — обрели. И вообще с появлением Юрки что-то неуловимо изменилось в митькиной сказке.
После этого у Митьки время от времени стали получаться переходы с места на место в своем собственном мире. И это было здорово! Потому что это уже не детское волшебство, которое всегда остается на грани глубокой фантазии. Это был настоящий переход из одного места в другое. Такое умели делать только взрослые, настоящие волшебники.
Взрослая магия как раз и отличается от детской тем, что она действует здесь, в этом мире, она имеет материальные последствия.
Потому-то Митька и обиделся, когда папа сказал: "А кушать ты что будешь?" Как и все взрослые, Папа относился к волшебству свысока, считая его бесполезной детской забавой. Все в детстве этим занимаются. Но плода это не приносит.
Но Митька хотел не этого. Он искал настоящего взрослого волшебника. И трепетно ловил каждое доказательство того, что — получается!
Вот такая была обстановка. В общих чертах.
И вот, однажды Митьке повезло. Дело было так. Митька шел домой. Он осторожно заглянул за угол проходного двора, в котором часто промышляли разбойники. Увы, шайка была в сборе.
Митька начал размышлять, стоит ли ему идти к своей берлоге в обход, перелезая через два забора, или попытаться идти напролом. Или пойти, еще раз попробовать найти подходящее место, чтобы совершить переход сразу в свой двор — или лучше сразу с свой подъезд. Хорошо бы найти похожий подъезд, думал Митька, только где гарантия, что попадешь к себе домой, а не куда-нибудь еще… в другой похожий подъезд. Гарантий не было. Сказка было стихией, и управлять этой стихией Митька пока не умел.
И тут он увидел Волшебника. То есть, Митька, конечно, не знал, что этот крепкий дед с седой раздвоенной бородой — волшебник, но что-то волшебное Митька определенно почувствовал. Лицо Волшебника показалось Митьке удивительно знакомым. Где-то Митька его раньше видел. Лицо у Волшебника было светлым, чем-то похожим на лицо Монаха. Только Волшебник смотрел на все прямо, как бы правде в глаза. А монах глядел как-то вскользь, все больше куда-то в сторону или вниз.
И вот теперь, в минуту опасности, Митька поступил так, как умел поступать только Митька. Он подошел к деду и, просительно заглянув в лицо, сказал:
— Дедушка, если Вы — волшебник, то помогите мне.
Волшебник ничуть не удивился.
— А почему ты решил, что я — ДОБРЫЙ волшебник?
А Митька ничего и не решил. Он мечтал стать волшебником — естественно, добрым волшебником, и про злых волшебников в этом смысле даже и не задумывался, хотя и знал про них, конечно. Митька молчал. А Волшебник спокойно ждал ответа.
— А зачем мне злой волшебник? — ответил Митька вопросом на вопрос.
Ответил вроде бы невпопад, но Волшебнику Митькины слова отчего-то понравились.
— Ты хочешь сказать, с какой стати тебе должен был встретиться именно злой волшбник? — переспросил дедушка.
Митька был не уверен, что он именно это хотел сказать, но версия Волшебника ему понравилась. Митька кивнул.
— Ну, что же, по вере твоей да будет тебе, — сказал Волшебник. Он дал Митьке небольшую шапочку, точнее, чепчик из тех, которые надевают на младенцев — только размером побольше.
— Это шапка-невидимка, — сказал Волшебник. Надень и завяжи подвязочки.
Митька сразу поверил. Он благоговейно взял волшебный предмет. И удивился:
— А откуда Вы знаете, что мне нужна именно шапка-невидимка?
Волшебник шутливо погрозил пальцем.
— Я знаю даже то, что ты предпочел бы меч-кладенец.
Митьке почему-то стало стыдно.
— Но меч-кладенец нельзя давать тому, кто не любит своих врагов, — сказал Волшебник совсем серьезно.
Они помолчали минуту, а потом Волшебник как ни в чем не бывало пошел дальше, кивнув Митьке на прощанье.
И вот что странно — Митька не побежал за ним, не стал проситься в ученики, а тоже как ни в чем не бывало кивнул Волшебнику — точнее, даже слегка поклонился. И долго провожал его взглядом. А потом надел шапку-невидимку. И ничего не случилось.
Читать дальше