О`Санчес - Суть острова

В дополнение к тем нескольким тысячам остатка, меньше десяти, что у Сигорда были от предыдущих операций, высыпалась на него дополнительная удача: старый «мертвый» запас в сорок тысяч тонких и твердых кружков, диаметром семьдесят шесть с дробями миллиметров, которые он никак и никуда не мог придумать пристроить, со свистом ушли каким-то перекупщикам в порту (Сигорд безуспешно искал там потребителей опилок), да не за гроши, а по полтиннику штучка! Двадцать тысяч талеров! Сигорд горько пожалел задним числом, что один «цилиндрик» сбыл в универсам, по пятаку кружок (и тем самым нанес себе убыток в сорок пять талеров), они, в универсаме, из них сделали брелки для ключей в бесплатных камерах хранения… Если бы не тот странный тип, Сигорд бы не поленился то же самое предложить другим универсамам, в надежде избавиться хотя бы от части хлама, загромождающего квартиру, но — вот, повезло.

Через пару лет Сигорд совершенно случайно увидел по телевизору арест своего случайного партнера, в хронике криминальных событий, он оказался оружейником-контрабандистом, но зачем ему кружочки понадобились — так и осталось для Сигорда загадкой.

Однако же и тридцать тысяч наличными хранить дома стремновато. Сигорд открыл бельевой шкаф, последнее свое приобретение на барахолке, вынул из под стопки постельного белья пакет, завернутый в бязевую наволочку. Не удержался и развернул — на месте. Не сейф же покупать? Будут красть — так уволокут вместе с сейфом, а паче чаяния, если под разбой угодит, так он сам все выдаст, не дожидаясь пыток. Потратить с шиком и с толком — вот это бы другое дело, но куда можно истратить такую прорву денег, чтобы не привлечь ничьего внимания? И чтобы, главное, не жалко было? Обставлять эту квартиру — глупо, так и мотайся потом с накупленным скарбом на плечах, а купить свою… Ой-ёй-ёй-ёй-ёй… Это было бы круто. И реально. Но — черт побери! А? Нет. Тридцатником тут никак не обойдешься, разве где-нибудь в трущобных новостройках, да и то за первый взнос. Можно купить на фирму, якобы под офис, а самому жить. Но тогда придется еще и дополнительно снимать, либо покупать что-то для офиса. Нет. Это придется все деньги грохнуть в четыре стены и потом маяться в них, трясясь, что фирма обанкротится, либо перейдет в другие руки, а вместе с нею и квартира, и денежки за нее. Здесь пока поживет, не Рокфеллер, чай.

Но с тех пор мечта о собственной квартире подселилась в Сигорде к другим его планам и мечтам, большим и маленьким, и покидать его никак не желала…

— Зачем ты купил эти пирожные и конфеты, Янечик? Ведь это дорогие продукты, на такие истраченные деньги можно было бы полноценно жить день, или даже два дня.

— Мама, ну почему вы заморачиваете себя мелкими пустяками? — Яблонски с довольной улыбкой наклонился и поцеловал старушку в висок и щеку. Та, несмотря на укоризненный тон, сияла всем своим круглым дородным личиком, потому что больше всего на свете, после своего единственного сыночка Яна, разумеется, госпожа Беата Яблонски любила сласти «от Борчина», она их, по ее собственному выражению, обожала. И еще телесериал «Бабилонские улицы».

— Какие же это пустяки? Это совсем не пустяки. Ты совершенно не умеешь считать бюджет. Твоей зарплаты и моей пенсии только-только хватает нам на относительно приличное существование и не более… — Беата не выдержала собственной клятвы, только что произнесенной мысленно, и развернула третью конфету. — Так роскошествовать — это… это просто неразумно. Я сама поставлю чай. Убери все это с глаз моих долой!

— Надолго ли? Я имею в виду — убирать надолго ли? — Яблонски и сам был в мамочку по части истребления сластей, но сейчас он мужественно сопротивлялся искусу, выдерживал этикет и характер.

— До после ужина, мой дорогой. Иду. Иду, иду греть, накрывать… Умойся, переоденься, ляг на диванчик, полежи, я тебя позову. Ты осунулся.

— Ничего я не осунулся.

— И похудел. Не спорь с матерью. С тех пор, как ты связался с этим Сигордом, ты стал плохо спать и мало кушать.

— Мама!

— Да. Я почти шестьдесят лет твоя мама. Представь себе. И знаю тебя лучше тебя самого.

— Ты что-то говорила про ужин. Как же мне толстеть, не ужиная, мамочка, я вас спрошу?

— Бегу, уже бегу!..

— У-ум, какие свежие пирожные. Почему интересно, «борчинские» всегда наисвежайшие, а другие так не могут?

— Потому что если бы могли, мы бы у них и покупали.

— Погоди, дай-ка тебе рот вытру… крем…

— Мама! Кушайте спокойно, я сам все себе вытру.