Хачик Даштенц - Зов пахарей

– Господи, часто. Пишут: «Приезжай, отец, мы здесь хорошо живем, богато».

– И что же? Хочешь ты в Армению поехать?

– Господи, парень, спрашиваешь! Хоть завтра поеду!

Помогите мне в последние дни свои увидеть родину, детей своих и внуков.

– А этим Домом ты доволен, дядюшка?

– Да, чисто тут. Вода, свет – все на месте, благодарение богу. И все же Дом для престарелых это, никуда не денешься.

На прощанье дядюшка Тадо снова просит меня:

– Сын мой, не забудь просьбу старика, пусть нация отправит меня в Армению. Ах, если бы я описал свою жизнь, какая бы книга получилась! – вздыхает и добавляет: – Автору «Ходедана» скажите, пусть мое имя упомянет в своей книге. Может статься, что я в этом Доме и умру, не увижу родину пусть хоть память обо мне останется. И пусть исправит также дату и обстоятельства смерти Мусабека.

Мусабек (брат Гасимбека) из рода Семи Седел умер в 1929 году в Дезире. Со своим сыном Матани-беем в 1925 году он объединился со слепым Гусейном-пашой, чтобы поднять курдов против турок, помочь хотел восстанию Шейха Зилана. Дело кончилось предательством, Мусабек умер в Дезире. Рассказывают, его сын, Матани-бей, после смерти отца отправился с Гусейном-пашой в дорогу, а ночью, убив спящего Гусейна, перешел к туркам. Матани-бей жив и проживает сейчас в Мушской долине.

Бей бею рознь. Князь Муртла-бек из Мокской провинции тоже был курд, но когда его вызвали в Ван и дали тайное поручение – устроить армянский погром, он ушел с собрания, оседлал лошадь и во весь опор помчался в Мокс. Лошадь его была в пене, так и мелькала белым пятном в ночной мгле. Муртла вместе с Лато из Возма спас армян Мокса и Шатаха от резни, увел их в горы. Джевдед хотел поймать Муртлу и вздернуть на виселице в городе Ване, но тот убежал в Курдистан. А коня своего подарил Лато в знак братства.

Сейчас убийцы, сменив шапки, вместе с наследниками из рода Семи Седел ходят по нашим землям и считают себя цивилизованными людьми. Но что с того, что шапку сменили, – главное то, что под шапкой. Они то там, то сям ковыряют нашу родную землю и, если находят развалины старого города или же обломки моста, радуются, кричат: дескать, османцы-турки построили это еще до Христа. На моих глазах испоганился мир. Предателю и убийце досталась вся страна, а свободолюбивому гайдуку – Дом для престарелых в Алеппо. Горе, горе! Где же справедливость?..

Сасунец Тадо так завершил свою речь:

– Жизнь обошлась с нами жестоко и разбросала нас по свету. Много лет уже прошло, и вряд ли полковник Махлуто вспомнит меня. Напиши ему от моего имени: «Вспомни, полковник, Бердакский лес, и как впятером пошли мы на курдскую свадьбу. Я был в белом колозе и стоял за Бородой Каро. Это я тогда задул огонь в светильнике».

– Задул огонь… А что же стало с мушцем Тиграном? – вырвалось вдруг у Махлуто. С письмом в руках он медленно приблизился к окну.

Рядом с Хентом Удивительно ровно светало в это весеннее утро в Ереване. И не дули, как обычно, ветры с Канакера и Норка. Тихо было кругом.

По улице Абовяна по тротуару торопливыми шагами поднимался человек.

Айказян был крайне удивлен, увидев у себя на пороге в этот ранний час репатрианта Гариба.

– Полководец умер, – сказал Гариб, неслышно входя в комнату.

– Когда это случилось?

– Этой ночью. Смбул Аршак сказал, что вечером съел миску мушского клулика, долго курил и лег спать.

– Во сне, значит, умер, – воскликнул Айказян. – А был кто-нибудь рядом?

– Никого не было. Один он жил, в одиночестве и умер.

Гариб поспешил к другим землякам, оповестить их о случившемся, а Айказян, быстро одевшись, вышел следом за ним из дому.

С величавым равнодушием принимал Масис первые лучи солнца, не чувствуя, кто уходит из этого мира в этот день.

Морг был неподалеку. Айказян медленно спустился по холодным ступеням и тихонько толкнул полураскрытую дверь подвала…

Возле стены справа лежал покойник, прикрытый белым саваном. В глубине помещения жизнерадостный мужчина деловито сдвигал столы.

– Извините, товарищ, сегодня ночью с третьего участка к вам мужчину привезли…

– К нам каждый день привозят, – ответил рабочий, не отрываясь от дела.

– Я спрашиваю про сегодняшний день.

– Имя?

– Махлуто.

– Нет, такого покойника у нас нет. Работал кем?

– Сторожем в саду Комитаса. Бывший полководец.

– А, полководец есть! Вон он лежит, – сказал рабочий и приподнял саван.

Это был он, полководец Махлуто. Ни венка на нем, ни цветка. Скромно, забыто лежал он в холодном подвале, на холодном столе, среди холодного молчания.