Хачик Даштенц - Зов пахарей

Последние дни Чоло Чоло в ту же ночь привели в Верхний Талин.

Почти все работники района знали Чоло, некоторые сталкивались с ним по делу. Так или иначе, все знали, что живет такой старый фидаи в их краях.

Когда Чоло вошел, военный комендант района стоял перед своим письменным столом, опустив левый кулак на письменный стол; правой рукой он крутил медные пуговицы на зеленоватом кителе.

Маузер свисал поверх галифе и почти касался начищенных сапог. Взгляд коменданта был строг, брови сурово сведены. Блестящие погоны и широкая кожаная портупея делали его облик еще более жестким.

– Ты что же, парень, столько войска прислал за мной посреди ночи? А то позвал бы по телефону, я бы сам пришел, – добродушно сказал Чоло, складывая хурджин на землю.

– Да уж, наверное, дело неотложное было. Крестить тебя думаем.

– Звать тебя Мкртыч*, тебе-то и крестить. А вообще, я уже крещен раз, в песках Ташкента. Что ж, давай-ка я еще раз войду в воды Иордана с твоей помощью.

– Но на этот раз крещенье тяжелое будет, знай.

– Мкртыч, сердце мое, – тем же доверительным тоном продолжал Чоло, – я знаю, что сам ты ни за что бы меня не арестовал. Ну-ка, скажи, посмотрим, что я такого сделал против армян или урусов…

– Против армян и Урусов ничего не сделал, но против коммунизма действовал.

– К примеру, что делал? – сказал Чоло, присаживаясь на ветхий стул и подтягивая к ногам хурджин.

– Бил нещадно колхозных волов, до смерти их хотел забить.

– Я такого не помню, кто это, интересно, видел, чтобы я скотину бил? Ведь я крестьянин, а крестьянину упряжной вроде как брат.

– Ты не крестьянин. Ты враг народа.

– Я сорок лет воевал за свой народ, теперь врагом стал? Я враг, значит, а ты друг, так, что ли? Наша война против кого была, милый? Против беков и ханов. Кинжал воткнули Армении в спину, разве могли мы спокойно смотреть на это? – Чоло подвинул стул к столу и положил локти на письменный стол. – А что, Фетара Исро был врагом народа, скажешь? Бедняга с хурджином за плечами подбирал сироток из-под руин, саженцы, говорил, это, для новой Армении. Последнего сироту обманом забрал у курда, денег уже не было, песней курда улестил. А разве Борода Каро враг народа? Посадить хотели бедного, а за что? Пришлось ему бежать к Шейху Зилану, к его восставшим. И Орел Пето не враг был. А теперь вот меня тягаете. Я уж несколько раз бывал в этих ваших передрягах и не боюсь ничего, парень. Чоло мучил колхозных волов? Да кто же этому поверит, такой хвостатой лжи? – с болью в голосе сказал старый сасунец и попросил разрешения свернуть цигарку.

– Одну только разрешаю… Значит, ты свою вину отрицаешь?

– Волы, за которыми я ходил, всегда сытые были и ухоженные. Если я разок-другой стегнул скотину, это еще не значит, что мучил ее. Это предлог только, милый. Вы забрать меня решили, вот и забрали.

– Не болтай тут лишнего. Раскрой свой хурджин. Что там у тебя?

Чоло поднял с пола хурджин, положил перед начальником.

– Оружие есть?

– Был маузер, отобрали.

– А это что такое? Не похоже на нашу одежду, – сказал Мкртыч, извлекая из узла с бельем старый курдский жилет с серебряными пуговицами.

– Что делать, братец, у курдов присловье есть: чем больше чистишь лук, тем больше кожуры слезает. Это подарок Джемиле.

– Это еще кто такая?

– Жена старейшины Хута, курда.

– Влюблен, что ли, был в нее?

– Это она была влюблена в нас, но мы, забыв про жизнь, отдались делу спасения родины, забыли и про любовь, и про семью, и про радость любую. Все отдали нации своей, а что на дне осталось, кроме горстки толченой пшеницы?

Чоло затолкал жилет в хурджин и понял, что не будет ему возврата в село. Мкртыч нажал какую-то кнопку. Вошли два работника.

Срочно доставьте этого человека в город.

Чоло поднял свой хурджин.

– Я пойду, но так в мире не может продолжаться, душа моя, – сказал он, оборачиваясь от дверей. – Придут люди другие вместо вас, я верю, справедливое и честное время наступит на земле. Но не будет тогда уже ни меня, ни тебя.

Чоло в закрытой машине повезли в Ереван, приставив к нему трех вооруженных охранников. По тому, как трясло, Чоло догадывался, где они едут.

Проехали Катнахбюр. А вот машина свернула в ущелье Давташена. Там на обрыве, на самом краю, eсть одинокая могила. Сдавило у Чоло грудь, вздохнул он тяжко.

– Что вздыхаешь? – спросил один из стражников.