Хачик Даштенц - Зов пахарей

Но, увы, нет больше дома, разрушен очаг Франка-Мосо.

Разрушены всякая граница и всякая святыня. И нет такой меры, которой можно было бы измерить безмерную эту несправедливость, что с нами случилась.

Это что за следы – вроде бы кони мчались? Ранним утром здесь проехали Борода Каро и Чоло, направляясь к Сасуну.

Каро! Сасун должен был стать Эрменистаном, и Каро еще семь лет назад поспешил жениться, чтоб народить деток на радость всем. Этой-то весной он совсем уже было уверовал, что восстанет из руин долгожданная Армения. В каждом селе зажглось по пять, а то и десять очагов. От Ерзнка до Карина, от Тигранакерта до Багеша и Вана потянулись к небу струйки дыма из родных ердыков.

И Чоло потянуло разжечь огонь в своем очаге. Впрочем, он был одним из тех всадников, которые этим утром спустились в Мушскую долину, направляясь в Сасун.

Остановись! Ты хотел видеть Аладина Мисака. Где-то здесь, возле Хоронка, находится его родное село. А вот и сам он спускается с горы, чтобы в последний раз увидеть развалины села Аладин.

Ты оглядываешься? Кто-то зовет тебя. Чей-то голос говорит тебе – возвращайся. Кто это? Дубовая роща на Бердаке? Крепость на Смбатасаре, а может, это ветер с горы Зангак? Посмотри, как мчится на север мушская речка, снося на своем пути все мосты и мосточки.

Когда же это ты прошел Сулухский мост и дошел до Хнуса?

Ты помнишь снега Бингела? Снег, как и тогда, покрывает гору Дехтап. Но не осталось никого на Бингеле, и не томится никто от жары в Хнусе. Пусто все.

Русскому царю не понравилось, что ваши полки добровольцев так сильны. После освобождения Вана и Багеша вас развеяли по ветру. Взамен образовали армянские артиллерийские полки в царской армии. Так пожелали сам самодержец и кавказский наместник. А теперь царская армия отошла, оставив защиту передовой линии армянским полкам. И враг, воспользовавшись этим, участил атаки и быстро движется к Мушу. Со стороны Куртык-горы и Фетары слышатся пушечные разрывы. И огоньки, которые по одному зажглись в разрушенных армянских селах весной 1916-го, стали гаснуть один за другим, и тысячи армянских беженцев скопились в Горном проходе Зарбхор.

Но что это, что это? Кто это лежит на улице Хнус-Берда? И шеренги солдат переступают через него. Это полковник Самарцян, отчаянный храбрец, офицер из Ростова-на-Дону. Это он весной 1916-го вместе с частью Силикова поднялся на Сасун и коленопреклоненно молился у подножья горы Марута. Когда царская армия стала отступать, он остался с армянским артиллерийским полком защищать родную землю. И вот он лежит посреди улицы, и по нему идут солдаты.

Нет, они не идут даже, они бегут – войско обратилось в бегство… Неужели это те полки, которые шли на Карин? Следуя примеру царских солдат, они оставляют передовую и бегут домой. Патриот-полковник лег на землю и хватает отступающих солдат за ноги, умоляя остановиться, пытаясь своим телом преградить им путь к отступлению.

– Не уходите, не оставляйте передовую! Ну, куда вы? Армянские воины, куда же вы? Я сам ростовский армянин, я русский офицер, но считаю своим долгом защищать землю предков. Не уходите же и вы, возвращайтесь! – И он хватал за ноги солдат, умоляя их остановиться. – Андраник в Городе-крепости сказал: «Не думайте, что, оставив Карин, вы сможете удержать Карс». И это правда! Но если вы оставите крепость Хнуса, наши позиции откатятся к Эчмиадзину. Стойте! Это наша родина, куда вы! – громко кричал ростовский армянин, то приказывая, то умоляя солдат вернуться.

Ты вспомнил его?

Да, это он, полковник Самарцян. Это он лежит весь в грязи на улице Хнус-Берда.

Он стар уже, у него орлиный нос, он командует линией фронта на отрезке Хнус-Берда, это один из тех пяти молодых офицеров, которых я видел в Карсе в мастерской шорника, – они тогда все говорили между собой по-русски. Он вне себя оттого, что Карин сдали. А теперь приходится терять Хнус-Берд.

Но кому какое дело? Армянские воины движутся на Алашкертскую равнину, а оттуда – на Кавказ. И он только этот топот ног и слышит – топот тысяч отступающих ног.

Посмотри на этого отчаянного офицера, и пусть его героический облик навсегда запечатлится в твоей памяти, и в сердцах грядущих поколений.

– Я родился в России, но это моя родина, это ваша родина, слышите?! – последний раз крикнул защитник Хнус-Берда, но войско уходило, все уходило, уходило, устремив взгляд на снежную вершину Хатавина, и только один, раздирающий душу, гаснущий в общем шуме горестный возглас слышался, он, как детский мяч, то взлетал в воздух, то пропадал под ногами: