Andrew Лебедев - Гаs

Вошла Вероника. Она не переодевалась, но в её облике появилось что-то новое. Ах, да, она прибрала волосы черной ленточкой! Все-таки дань трауру. Подчеркнуто-важная дань, выраженная в тонкой детали. На поминках она была вся в черном, на девять дней у нее лишь черная ленточка в волосах, а на сорок дней… Если бы Сухинин имел возможность безнаказанно острить вслух, он бы расфантазировался и предположил бы, что на сорок дней из черного на Веронике остались бы только трусики…

Ревниво Сухинин снова заметил, что Митрохин ведет себя совершенно по-хозяйски, чувствуя себя при вдове этаким уже привычным распорядителем бала. Как быстро он вошел однако во вкус! Que fair?* Экстраполировать свою перманентную ревность на Митрохина? И ждать, когда его тоже Кондрашка хватит, как и Пузачёва? Но этак никакого здоровья в организме не хватит, если ревновать Веронику ко всем своим друзьям и знакомым!

А Вероника тоже хороша! Как она мягко подчиняется любому сильному мужчине!

Вернее любому наглому мужчине. Мягкая податливая красота в гармонии с жизнеутверждающим весёлым нахальством.

Сухинин на секунду задумался, – а что мешало ему самому быть с нею нахалом? Вот даже и сегодня, он приехал за час до приезда гостей. И у него был целый час.

Господи, да Казанове или Дон Жуану было бы и пяти минут достаточно, чтобы взять да и повалить эту податливую мягкую женщину, да хоть бы и в то мохнатое кресло что возле камина в малой малахитовой гостиной. Сухинин тут же явственно вспомнил, как она давеча красиво упала в то самое кресло. Ну почему он тогда же не упал туда вслед за нею? На неё? Разве бы она отказала? Разве бы она оттолкнула его? А он принялся сопли жевать, да разговаривать с ней о всякой ерунде! Talk is cheap*.

Paroles, paroles, paroles**… Женщины ценят поступки и любят способных к активным действиям.

Да… Беда Сухинина была еще и в том, что он безо всякой подушки и безо всякого плеча мог сам себе объяснить, в чем он не прав. Этакое нео-горе от ума.

Que fair? – что делать? (фр.) Talk is cheap*. – разговоры ничего не стоят (англ.) Paroles, paroles, paroles** – слова, слова, слова (фр.) (знаменитая песня Далиды) Вероника пригласила гостей в столовую. Точно! Митрохин снова во главе стола и вдова даже как-то с краешку при нем. Как скромная восточная супруга полу – просвещенного восточного тирана.

А ведь именно Андрюха Бакланов привел Веронику в их компанию. И не уедь он в свою Америку, может теперь бы его хоронили и по нему бы справляли девять дней…

Стоп-стоп-стоп! Что за шизофрения такая… Это получается, что Сухининская ревность уже настолько реализуется в экстраполяции, что он – Сухинин начинает просто элементарно бредить. Что же, если следовать этому бреду, то Пузачёв помер оттого, что Сухинин ревновал?

– Сухинин, ты чего набычился? Давай ухаживай за дамами, не сиди, – крикнул Митрохин.

– Да тут про Андрюху стали вспоминать, – Сухинин смущенно улыбнулся и заговорил таким тоном, будто оправдывался за свой набыченный вид, – про Андрюху тут заговорили, а я вспомнил, что это он Веронику в компанию привел.

– Точно, так и было, – кивнул Митрохин.

Вероника поглядела на Митрохина снизу вверх, как смотрят на своих повелителей, распоряжающихся и телом и душой.

Вероника точно из тех женщин, что может принадлежать только вся. Не разделяясь на духовное и телесное. Только вся. Наверное, потому, что душа в ней очень слабая.

– Точно, мы тогда все стали каратекой заниматься, – весело, с руки зажевывая водку маслинами и, плюя косточки себе в ладонь, поддержал Митрохин понравившуюся ему тему, – причем даже Сухинин с нами пошел тогда заниматься.

Это "даже Сухинин" больно резануло, было в этом слове "даже" некая унижающая Сухининское самолюбие снисходительность, исходящая от Митрохинского превосходства. Сухинин потупил взгляд и задвинулся.

– Помню, вышли мы с тренировки и Андрюха Бакланов пошел к метро Веронику встречать, а мобильников тогда не было, а мы опаздывали, и Андрюха как-то переживал, ну а нам интересно было, что за девушка у Бакланова и пошли все вместе смотреть.

Вероника сидела и слушала совершенно безучастно. Не радовалась и не сопереживала.

Украдкой поглядывая на нее, Сухинин подумал, что характер ее безучастности сродни равнодушию переходящего кубка или переходящего знамени. Ведь кубок УЕФА он же не влюблён в Реал или в Селтик. Он простоит год в офисе клуба, а потом другой год будет так же стоять в офисе другого клуба. Его дело – стоять и быть красивым. Так и Вероника. Её дело стоять… Нет – её дело сидеть тихо подле значимого говорливого мужа, которому все с почтением внимают, а ночью – её дело лежать под ним. И потом тихо лежать рядом с ним. С важным, респектабельным, уважаемым и богатым. Ведь кубок УЕФА тоже не на помойке найден и не станет стоять в шкафу в какой-нибудь заштатной конторе третьеразрядного любительского клуба. Так и Вероника.