Andrew Лебедев - Проститутка Дева

– Хочешь жизни нормальной и чистой? – спросила меня Марго.

А кто же не хочет?

Вот и стала я жить на ее даче и работать чем-то или кем-то вроде горничной с некоторыми особыми правами и видами на повышение. Как бы стажеркой и кандидаткой в домоводительницы.

– Ты моя маленькая хозяйка, – говорила Марго, щипая меня за сытую, отъевшуюся за три месяца на ее харчах щеку.

Марго была, судя по всему, еще той самой проституткой, про которых легенды при советской власти, при коммунистах ходили, они-де только с иностранцами и только за валюту. Прошла моя Марго, надо полагать, и огонь, и воду…

А когда бизнесом разрешили заниматься, она все свои накопления в дело вложила.

Был у нее мужик, Алексей Иваныч… За ним она как за каменной стеной была. Но убили того Иваныча лет пять тому назад.

Теперь Марго вся белая, пушистая и в шоколад упакованная!

Бизнес ее – совершенно легальный, рекламное бюро, студия компьютерной графики, гостиница, парикмахерская-салон красоты и еще какая-то хрень.

Денег у Марго до хрена и больше.

Сама на огромном джипе размером с двухкомнатную хрущевку да в шубах. Да в брюликах…

Взяла меня к себе.

Надо, говорит, надо начинать добрые дела делать, а то потом поздно будет, когда помрешь…

Марго, вообще, много умных вещей говорила.

Мудрая она!

Потому что с огромным количеством умных и богатых мужиков переспала.

Наверное…

Марго вот спрашивает:

– А знаешь, чем отличаются эти, из хороших семей, от тебя?

Я молчу, только плечиками пожимаю.

– Они книжки читали – и про жизнь из книжек знают, а ты через все это сама, своей шкурой прошла.

Я киваю…

– Так у кого закваска крепче? – спрашивает Марго.

– Не знаю, – отвечаю я.

– Дура ты, – хлопает меня ладонью в лоб Марго. – За одну тебя, такую, какая ты есть, я и пятерых из благополучных семей не дам! …

Из дневника участницы риэлити-шоу "Последняя девственница" Красной Шапочки Между Алкой и Бабасом точно что-то происходит. Если раньше у них просто был обычный треп, то последние дни я по их глазам вижу, что между ними что-то серьезное рождается. Это сразу можно определить – интуиция. Раньше они общались, как одноклассники, которых за одну парту учительница заставила сесть, а сейчас уже нет. У обоих глаза блестят, улыбаются… Плохо дело! Я немного запуталась в происходящем. Это что же получается – ученая Алка у меня из под носа парня уводит? Перспективного, на которого я очень рассчитываю, парня. А он, что же?

Чем он думает? У них же все идет к тому, что вот-вот они в постель запрыгнут.

– Слушай, – спросила я у Нежки. – Ты ничего не замечаешь между этими двумя?

– Кем? – переспросила Нежка. Ну совсем дура! Вообще, кроме своего Бармалея, ни фига не видит.

– Ва-ау! Ну ты даешь! Между Алкой и Бабасом!

– Да не знаю. Ничего особенного. И так же ясно было, что они друг к другу неравнодушны.

– Слушай, ну неужели эта Алка может казаться сексуальной.

– Да не знаю я! Не знаю! – заладила как дура Нежка. – Я ж не парень, чтобы знать сексуальная она или нет. Как мне кажется, она очень симпатичная. Вот и флаг им в руки.

Очень мне все это не нравилось… Но ни фига не поделаешь… Остается только ждать, когда Барабасу эта Русалка надоест. То, что она при камерах в постель с ним все-таки не запрыгнет, мне кажется очевидным…

Утром, проснувшись с сильного похмелья, Борщанский-старший подумал, что теперь ему настала пора жениться и завести детей.

Самая пора.

Когда он был студиозом, когда учился на младших курсах университета и когда ему приходилось с утра тащиться на лекции, каким несчастным он тогда считал себя! И как он себя жалел! И мечтал стать таким крутым, иметь такую должность и работу, чтобы никогда не надо было таскаться в офис к девяти.

– А вообще, человек в своей жизни обязательно обретает то, о чем мечтает, – со скрипом ворочая пропитанными виски мозгами, думал Борщанский.

И иметь детей – эта идея воистину достойная похмелья.

Только с похмела эрекция на деторождение и затачивается!

С жалкою ухмылкою, от боли в голове, Борщанский подумал, что семя инстинктивно просится наружу, чуя предгибельное состояние организма. Поэтому-то с похмелья и хочется неосознанно заняться продолжением рода. Это как у окольцованного по коре дерева – все соки в семена!

Борщанский прошлепал босиком в холл.

На стеклянном столике с колёсиками стояло несколько бутылок. Борщанский взял высокую с красной этикеткой, на которой весело вышагивал куда-то англичанин в цилиндре и белых лосинах… Поставил "Джонни Уокера" на место, взял стакан, налил боржома.