Andrew Лебедев - Проститутка Дева

Энергично, задорно сказал. И очень ярко и образно представил эту простую картину противостояния.

С одной стороны Бог и его ангелы, а с другой стороны – телевидение и все грехи: секс, порнушка, бандиты, убийства, грабеж, подкупные менты…

А молодежи теперь предстоит выбирать – спастись, или погибнуть.

Мигунову осталось только пожалеть, что он смотрел не с самого начала.

Вот так: с одной стороны Бог и рай, а с другой стороны Останкино.

Как просто!

– Значит, значит не в небо смотрит игла Останкинской башни? – спросил актеришку ведущий дискуссии.

– Значит, не в небо, – ответил актеришка.

– Но не следует забывать о том, – вступила в дискуссию воинственная дама, – не следует забывать, что строили эту башню в те времена, когда она глядела в небо, когда по немногочисленным каналам показывали старый добрый "Голубой огонек" и "Кабачок 12 стульев"…

– И когда врали зрителям про коммунизм, – хмыкнул депутат Думы от либералов…

Мигунов выключил телевизор и прошлепал на кухню.

– Отравиться, что ли? Или повеситься?

Но на кухне яда у Мигунова не было.

И веревки подходящей в хозяйстве тоже не водилось.

Выдержки из дневника участницы риэлити-шоу "Последняя девственница" Красной Шапочки Круто! Сегодня нам обновили гардеробрчик – новые ти-шортки, джинсики всяких расцветок, очень классное нижнее белье. Главреж сказал, чтобы мы почаще переодевались перед камерами. Фигура у меня, все знают, классная, почему бы и нет?

Мы с Белоснежкой принялись примерять все эти штучки. Русалочка оставалась безучастной – уткнулась опять в свою книжку. Когда мы с Белоснежкой были в одних комбинациях, в спальню без стука завалил Бармалей. Мы на него закричали, а он спокойно сел на мягкий стул около Белоснежкиной кровати и затянул волыну:

– Сегодня, Белоснежка, я к тебе запрыгну в постельку!

Она ему:

– Перебьешься!

И так далее. Серый Волк, почуяв неладное, сразу же к нам прискакал в спальню и начал свои песни:

– Э, ты, Бармалей! Вали отсюда! Иди посуду мой! Домработниц нет!

– Вы бы, блин, хоть сменили пластинку. Что-нибудь новенькое придумали бы!

Зрителям эти ваши дурацкие терки неинтересны! – я показала рукой на камеры. Я ж знаю, что все равно то, что не форматно или не в тему, в эфир не пойдет. Для этого и главреж существует и логгеры, которые как раз и следят за сюжетом и делают монтаж.

Тут Карабас к нам подтянулся и сказал Русалочке что-то по-французски. Та засмеялась и ответила тоже по-французски – Э! Но, вы! – закричал Волк. – Вы чё тут!? Давайте по-русски базарьте!

– А ты, Серый, разве по-русски разговариваешь? – спросила Русалочка.

– Чё, сдурела что ли? По какому же ещё? – возмутился тот.

– Ну тогда объясни, что значит "базарьте"?

– Ну ты, блин, совсем! Ну чё за дела? – не переставал возмущаться Серый Волк, по хозяйки устраиваясь на кровати Белоснежки, рядом с Бармалеем. – Издеваешься, что ли!? Базарить значит трепаться, перетираться, тереться, чес разводить, трещать.

Разговаривать значит! Ты вот книжки читаешь, а ни хрена, как я посмотрю, не знаешь!

Все засмеялись. Я, надевая новую модель маечки с прикольным рисунком пацана, держащего логотип фирмы "До-До", спросила у Русалочки:

– Ну вот, Серый объяснил тебе, типа, перевел, что такое "базарить", а теперь ты давай с французского переведи! И вообще, чё это вы шифруетесь? Думаете, интересно смотреть зрителям на ваши придуривания?

– А вот мы как раз об этом и говорили, – ответил Карабас-Барабас. – О зрителях.

– Не понял? – сказал Бармалей и начал рыться на столике Белоснежки, в ее косметике. Он вообще со странностями, очень любит всякие женские штучки – парфюмы, макияж. Он как-то мне объяснил, что сейчас и мужчинам необходимо следить за своим имиджем, тем более на шоу. Бред какой-то! Его и так каждый день гримируют профессионально, но ему, по его словам, нравилось вносить творческую струю в этот процесс, поэтому надо быть в курсе всего новенького в области косметики и парфюма. Ну, если нравится – его дело. Мне пофиг.

– А что тут не понять? – отозвалась на вопрос Бармалея Русалочка. – Вспомните, о чем вы говорили.

Мы все попытались вспомнить, но чего-то ничего не получилось, разговоры настолько у нас одинаковые, что и не вспомнишь, когда и о чем кто говорил.

– Ну как же! – продолжил Карабас. – Ты, Шапо, всем про зрителей говорила, что, дескать, им интересно должно быть.

– А что, я не права? – я на всякий случай улыбнулась в ближайшую камеру, мало ли, этот разговор как раз и не вырежут.