Юрий Нагибин - Музыканты

- Помешан на музыке?.. - фыркнул профессор. - А ну, что я играл?

- Вторую рапсодию Листа, - сразу ответил мальчик. - Переложение для скрипки.

- Гм!.. Угадал… А ты можешь ее напеть?

И полный, несколько флегматичный мальчик без всякого смущения с абсолютной точностью стал напевать труднейшее произведение Ференца Листа.

- Вы издеваетесь надо мной! - вдруг вскричал Лидль. - Этот маленький мошенник получил музыкальное образование!

- Да, - Имре лукаво глянул на профессора, - под роялем.

- Невероятно! - почему-то сразу поверил Лидль. - Мальчика необходимо учить музыке. У него абсолютный слух и превосходная музыкальная память. Он будет вторым Эрккелем, - добавил, усмехнувшись, Лидль.

- Господь с вами! - испугался папа Кальман. - У нас совсем другие планы. Кем ты хочешь стать, Имрушка?

- Государственным прокурором! - выпятив грудь и надув губы, бойко ответил мальчик, едва ли понимавший, что это значит.

- Вон что-о! - разочарованно протянул Лидль и снова рассвирепел: - Тогда - пошел вон!.. Прокуроры меня не интересуют!..

Семья Кальманов ретировалась из комнаты жильца.

- Ты с честью вышел из положения, - похвалил сына Кальман и вытащил из кармана горсть мелочи.

Сын с жадным интересом следил за рукой отца. Но тот успел подавить порыв неразумной расточительности - монеты посыпались назад в карман, остался один грошик.

- Держи! - важно сказал папа Кальман. - Не транжирь, лучше брось в копилку. К совершеннолетию у тебя скопится…

- Два гроша, - договорил сын…

…Минуло время, и все, о чем мечтал папа Кальман, обрело весомость яви: дома и виллы, отели и рестораны, летний театр и концертный зал, барочные здания бассейнов, великолепный парк, где гарцевали всадники и всадницы. Шиофок стал модным курортом. Его бескрайние пляжи были усеяны полосатыми телами - будто зебры пришли на водопой, но то вовсе не зебры, а дамы в наимоднейших поперечно-полосатых купальных костюмах. Закрывая максимальную площадь тела, костюмы начинались штанишками чуть повыше колен и почти достигали горла. Тем не менее этот туалет казался на редкость соблазнительным представителям сильного пола, окружавшим зебровидных дам. Купальщики нежились под солнцем, плескались в воде, ныряли, плавали; по голубой глади скользили яхты под разноцветными парусами, дымили катера…

А основоположник этого процветания - папа Кальман тщетно пытался спасти остатки своего состояния. Последняя надежда была на директора банка, старого знакомого, постоянного партнера по бриджу и компаньона в нескольких смелых финансовых спекуляциях. Но когда Кальман вошел в просторный кабинет директора, тот даже не предложил ему стула. Он стоял перед гигантским столом в поношенном, некогда элегантном черном костюме и пожелтевшем пластроне и чувствовал себя ничтожным попрошайкой.

- Так вы не дадите мне отсрочки? - с трудом проговорил он и услышал, как жалко звучит его голос.

- Нет, дорогой. И вы это отлично знаете. Ведь когда-то сами были коммерсантом.

- Похоже, меня окончательно списали?

- Это вы себя списали, дорогой. Слишком азартны, размахнулись не по чину.

- Кому обязан Шиофок своим процветанием? - горько сказал Кальман. - Эти парки, отели, рестораны, толпы туристов, ваш банк, даже стол, за которым вы сидите, - все это поначалу было лишь в моей голове. - Что - не так?

- Так, - равнодушно согласился директор.

- Значит, я провидел будущее?

- Конечно, провидели, дорогой Кальман, никто не собирается уменьшать ваших заслуг. Но вы - нищий.

- А кто меня разорил? Вы. Хотя всем обязаны мне.

- Никто никому ничем не обязан, - медленно и внушительно, как символ веры, произнес директор. - Люди вкладывают деньги и получают прибыль… Люди берут деньги в кредит и возвращают с процентами. Если же они только берут и не могут рассчитаться, их выбрасывают за борт деловой жизни. Ей-богу, совестно говорить вам об азах коммерческой деятельности. С такими людьми можно выпить рюмку ликера, сыграть партию в кегли, обменяться анекдотами - и все! Практически этих людей уже нет, они бесплотные духи. Вы призрак, Кальман, и вам пора исчезнуть, уже пропел петух. Я устал от вас.

Кальман обвел глазами солидную обстановку кабинета: мебель «чиппендейл», английские напольные часы, портреты каких-то чванных людей в багетных рамах, в том числе и сидящего перед ним, которого он некогда за шиворот втянул в нынешнее богатство.

- Какая же вы бездушная скотина, - сказал он тихо.

- А вы поэт, это хуже, - и директор обрезал кончик дорогой сигары.